Невозможный Кукушкин

Галахова Галина Алексеевна

Тут он подмигнул мне. Откровенно говоря, мы с ним как мужчины битый час молчали, каждый занимался, чем хотел.

— Так вот, — продолжал отец, — мы с Ярославом решили, что я полечу в Азию вместе с тобой, — мне тоже хочется Бухару и Самарканд посмотреть!

У мамы на лице изобразился самый настоящий протест, но отца не так-то легко сбить с толку:

— Кстати, по последним научным данным, дела у нашего сына в школе улучшились. Волноваться особенно нечего.

— Так ли это? — засомневалась мама. Как всегда, она была права.

Отец рассердился:

— Ты что, человеку не веришь? Он же человек, пойми!

Наверное, мама поняла это с большим трудом или совсем не поняла, потому что ответа не последовало.

— Я как думаю, — продолжал отец, — Ярослав теперь у нас человек надёжный! — Ну и далось ему это слово! — Марьяна здорова. У неё — детский сад, у него — школа. Что они, три дня без нас не проживут? Но чтобы ты не волновалась, для страховки попрошу помощи у Гуслевичей.

— Ну конечно. Передоверяй сына студентам, раз сам не можешь воспитать как следует!

И пошло, и поехало. Вдруг мама как будто подумала о чём-то, у неё это бывает, и сказала:

— Ну что ж, и полетим! А почему бы нам не полететь?

Вот мама уже и привыкла к мысли, что они с отцом могут на три дня бросить нас на попечение Гуслевичей. До чего же повезло! Три дня свободы…

Скоро мои родители только и говорили о том, как они полетят в Ташкент и что они там увидят. Папа снял с полки том энциклопедии и погрузился в чтение, его уже интересовали только достопримечательности Востока.

Если они и вправду улетят на три дня и оставят нас с Гуслевичами, то я… тоже смогу махнуть куда-нибудь… Уж со Стасом и Ниной я как-нибудь справлюсь. Это вам не родители. Только бы родители улетать не раздумали! А вдруг переругаются к завтрашнему утру? Что бы такое сделать, чтобы у мамы укрепить хорошее, радостное настроение?.. С трудом, но я всё-таки придумал.

— Мама, — сказал я, — давай я посуду вымою. Ты же смотри, как устала!

От неожиданности мама уронила на пол последнюю грязную ложку. Я поднял эту ложку и торжественно завершил мытьё посуды.

Мама уселась напротив меня и не сводила с меня глаз.

— Теперь я и сама вижу, — обратилась она к отцу, — что ты всё-таки прав. Наш сын изменился к лучшему. Раньше он и ложки бы не вымыл.

Мама чуть не заплакала, а мне от её слов стало грустно. Как бы я хотел измениться на самом деле, но этому не бывать никогда. Наверное, я родился под чёрной звездой — и всё у меня происходит совсем не так, как у людей.

СОН НЕ В СОН

Я ушёл в комнату, где давно уже спала Марьяна, лёг на свой диван. Лёг-то я лёг, но заснуть не мог долго.

Голова гудела, всё в ней вращалось. Думал я о том, что на моём пути к свободе стоят три препятствия: Марьяна, школа и Гуслевичи. Для школы — я вполне могу заболеть. Навру в последний раз, честное слово! Зато всю остальную жизнь буду честным.

Марьяне и Гуслевичам я бы предпочёл сказать правду, но они меня не поймут. И этим своим непониманием они толкают меня… наврать им. Меня всегда все толкают. Да если бы не толкали, я бы давно уже был честным. Ладно, честным стану ровно через три дня.

Что бы такое сказать Марьяне и Гуслевичам? Им надо говорить одно и то же, чтобы самому не запутаться. А если придумать, что мы всем классом идём в поход на субботу и воскресенье?

Для Гуслевичей — вполне сойдёт, для Марьяны — тем более.

Теперь важно, чтобы никто из приятелей ко мне домой не притащился. А впрочем, чего мне волноваться! Они же у меня не такие чуткие, чтобы навестить больного в тот же день, когда он заболеет. Когда у меня ангина была, явились через неделю — и то хорошо было!

Может, их с собой позвать? Нет, не надо. У Андрюшки мать такая скандальная, потом шагу к нему не сделаешь. А у Юрки очень вредная бабка, да ещё мать в родительском комитете. Он от матери ничего не скрывает, сразу же проговорится — и нас всех сцапают. Нет, лучше всё-таки одному.

Куда махнуть? Может, в Москву или в какой другой город? Денег нет, эх, жалко! А зайцем — отпадает. Зайцев сейчас спокойно ловят. Сцапают — и в милицию. Москва и другой город — отпадает. Ладно, завтра решу — куда, чтобы вернуться до родителей смог и чтобы со смыслом.

Самый лучший смысл — научный. Так учит отец. Что бы мне такое открыть?.. Все реки, дома, улицы, леса — всё открыто, ступить прямо некуда… Может быть, тоннель открыть? Я его видел из окна электрички, когда мы с отцом на рыбалку ездили… А что — идея! И описать его по-научному. Ерунда всё это! Лучше я сделаю над собой опыт. Вот это да! Узнаю, как переношу темноту, холод, одиночество, и опишу всё в дневнике… Это вам не жареный лук! Ну и вытянутся же у всех физиономии, когда Светлана Леонидовна прочтёт вслух в классе мой дневник. Почему это не прочтёт? Обязательно прочтёт! Ведь там будет одна научная правда — без вранья!

Славка вскочил с дивана и в темноте забегал по комнате.

Вот придумал так придумал!

ЕЩЁ ОДИН ОЧЕВИДЕЦ

Над городом взошла луна и долго стояла, уставившись вниз немигающим оком. Порой её окутывали быстрым серым плащом взъерошенные облака; они проплывали мимо, и края у них серебрились, как от мороза. Иногда они не успевали коснуться луны, и тогда вокруг неё открывалось небо и прорезывались звёзды, нестерпимо яркими точками, а потом они исчезали в сером блёклом тумане.