Невыносимое счастье опера Волкова

Коваль Алекс

Любопытно, как он спит сейчас? Подушку обнимает? Или со временем его привычка сошла на нет? Если второе, то жаль. Хотя с чего бы тебе было жаль, Антонина? Не тебя же он будет обнимать. Ты ему границы очертила. Смирись.

Не понимаю, почему я все еще здесь. Почему все еще не ушла. Ноги отказываются. Смотрю на него в темноте, глаза уже привыкли, и только и могу думать о том, какой он красивый, засранец! Я таких красивых и при этом не смазливых мужиков больше не встречала. А может, внимания не обращала, не до того было.

Руки эти его, с

вязью выступающих вен. Пальцы ловкие, длинные, умелые. Татушки – к месту все до одной! Выбеленные первой сединой виски, что делает его еще мужественней, и колючая щетина, о которую носиком хочется потереться. Поластиться, как кошке. Брови, что по умолчанию всегда немного хмурые, даже если он улыбается. Правильный, мужественный профиль. А губы? Боже, что творят эти губы, когда целуют! Все остальные мужчины не дотягивают. Этот идеален. Прекрасный, блин, генофонд. Смотрела бы и смотрела…

Сердце бухает в груди. Громко и безостановочно. Пальцы в кулаки сжимаю. До боли в суставах. Чем дольше нахожусь в его спальне, тем отчетливей понимаю: если еще хоть на мгновение задержусь – уже не уйду. Совсем. А так нельзя. Нужно быть последовательной в своих решениях.

Нужно. Да. Но я воюю с собой. Упрашиваю, уговариваю, умоляю. Твержу, что ничего хорошего из этого не выйдет, и все равно сил в себе оставить Вика не нахожу. Мозг понимает, а побеждает сердце. Слова еще эти, Ру сказанные, что ему было бы приятно, если бы его обняли – ну как можно бить так прямо в цель?! Без пристрелки вышибать десять из десяти парой слов?!

Я слабачка. Я сдаюсь. С ним я всегда сдаюсь. Проигрываю самой себе, как тогда в ресторане. Плевать на все. Утром будем думать и разгребать последствия. Сегодня я остаюсь. Вот только есть маленькая загвоздка…

Оглядываю себя. Не грязной же, с дороги, в спортивном костюме, в постель лезть? Камон, Тони, ты же девочка! Ох, надеюсь, Волков меня не съест, как Красную шапочку, потому что я решаю наглеть до победного.

В ванную иду, благо, она у них с Ру у каждого своя. Умываюсь быстренько. Принимаю бодрящий душ. Руки, зажавши лейку, немного трясутся. Как девственница, Кулагина, честное слово! Аж самой смешно. Как будто первый раз осталась у мужчины. Я даже в свой “первый раз” так не нервничала, как сейчас. По правде говоря, наверное, потому что инициатива была на сто процентов моей. Я Вика два года уламывала! ДВА! А он бараном уперся и до восемнадцати отказывался “портить” девочку, джентльмен. Дурачок! Столько времени потеряли зря… Ладно, Тони, не о том.

Стягиваю с полотенцесушителя огромное Волковское темно-серое полотенце. Пусть потом ругает, другого я не нашла. Обматываюсь и возвращаюсь в спальню. Складывая аккуратной стопочкой спортивный костюм на стульчик, стягиваю со спинки черную футболку Вика. Не могу удержать порыва, уткнуться носом в хлопковую ткань.

Вдох. М-м, им пахнет! Девочка внутри пищит от восторга. Гель для душа, парфюм и что-то еще – мужское, будоражащее каждую клеточку! Я маньячка. Кофту я у Волкова уже отжала,

футболка в моем гардеробе тоже лишней не будет. Моя! Пусть потом попробует отобрать…

Скидываю полотенце и натягиваю на себя футболку. Ткань приятно щекочет кожу, проскальзывая и пряча мое нагое тело почти до колен. На носочках топаю к кровати. Я не представляю, как усну в таком возбужденном состоянии, и все равно заползаю с другой стороны, боязливо поморщившись, когда пружины матраса едва проминаются под моим весом.

Прислушиваюсь, замерев. Кажется, не поймал? Да, спит. Дышит все так же глубоко и ровно. Уже смелее к Волкову двигаюсь. Начинаю постепенный захват территории. Отвоевываю миллиметр за миллиметром. Ру была права, кровать тут просто огромная, четверо запросто улягутся. Но нам лишних не надо.

Еще чуть-чуть простынями шуршу. Добираюсь, бессовестно укладывая голову на его подушку, руками его обнимаю. Грудью к его спине прижимаясь. Каждое действие дается так просто и так легко, будто мы каждую ночь спим вот так, вдвоем, в обнимку. Это странно.

Целую порывисто между лопаток. Он горячий такой. Огромный! Глаза закрываю и расслабляясь, согреваюсь. В блаженную негу погружаюсь, предвкушая крепкий, сладкий сон. Почти отключаюсь, когда чувствую осторожное движение. Волков своими руками мои накрывает. Поверх обнимает. Вздрагиваю от шепота, что в темноте раздается:

– А я все гадал, решишься или опять струсишь.

Ох, черт! Глаза распахиваю и шепчу воровато:

– Я думала, ты спишь.

– Спал. Честно.

– Чем разбудила?

– Просто ты так громко сопишь, когда думаешь, Кулагина, – улыбается, по голосу слышу. Ну, и я улыбаюсь, утыкаясь носом ему между лопаток.

– Не хотела тебя будить. Прости. Думала, вдруг что понадобиться. Вот и осталась.

– И стриптиз поэтому тут устроила? Это жестоко, конфетка, когда я в таком "нерабочем" состоянии!

– Ты и это видел?! Как давно вообще ты проснулся?!

– Военная тайна.

Фыркаю и за бок его щиплю. Вик ладошки мои перехватывает, в своих сжимая, пальцы переплетая с моими, обратно себе на грудь вернув. Мол, лежи и обнимай, женщина. Что ж, я сегодня, на его радость, послушная.

Мы замолкаем. Так и замерев в обнимочку. Тихо, уютно, почти по-семейному. Пока Вик не заговаривает снова:

– Ты же не любишь обниматься, Кулагина. Вечно ворчала на меня, то тебе жарко, то тебе неудобно. Что так?

– Зато ты любишь. Я помню.

Волкова это, кажется, удивляет. По крайней мере так я трактую его вздох.

– Как чувствуешь себя, Вик?

– Херово. Тошнит и кочан вот-вот лопнет. Вставать даже не буду пытаться, рискую предположить, что крыша поедет.

– Ужасно! Как так получилось?

– Стрекозла одного ловили. А тут дружок его из-за угла с битой. Чуть звезды из глаз не посыпались. Думал все, каюк, конфетка.

– Хватит, Вик! Таким не шутят! – хмурюсь, машинально сжимая пальчики сильней. – Ты у врача то был?