Невыносимое счастье опера Волкова
Шрифт:
– Был. Фонариком в глаза потыкал, в больничку упечь хотел. С боем вырвался домой.
– Ну и дурак! Тебе покой нужен.
– Нужен. А Ру я с кем оставлю? Она, конечно, девочка самостоятельная, но не настолько.
– Твоя правда.
– Как матч прошел?
– Выиграли.
– Умнички, – прозвучало гордо.
Мы снова затихаем.
Удивительная штука – жизнь. Я никогда не любила просто “полежать” с Макаром. Несмотря на то, что человек стал моим мужем, но он так и остался мне чужим мужчиной. Доступ к телу получил, а вот к сердцу – нет. Совместные деловые встречи днем, секс по-быстрому вечером, а утром снова каждый побежал по своим делам –
– Опять думаешь, конфетка?
– Опять засопела, да?
– Есть немного. Тони?
– М-м?
– Спасибо.
– За что?
– Да за все.
Такое простое и такое значимое “да за все” вызывает улыбку. Я устраиваюсь удобней, прижимаюсь к нему еще ближе и снова закрываю глаза. Мне так хорошо, что даже сожалеть о собственной слабости не хочется. Сконцентрировавшись на ощущении биения его сердца и звуках размеренного дыхания, убаюканная, я почти моментально проваливаюсь в сон.
Глава 21
Глава 21
Нина
Просыпаюсь от того, что замерзла. Даже не открывая глаз, понимаю, что еще глубокая ночь и спала я от силы пару-тройку часов. Лежу, закутанная в плед, свернувшись калачиком, и меня трясет. Зубы чечетку выбивают. Не сразу, но понимаю, почему.
Переворачиваюсь и рукой по другой половине кровати шарю – пусто. Волкова нет. Первая мысль – что случилось? Вторая – надо идти его искать! Уже на постели усаживаюсь, собираясь подскочить, как слышу шум воды в ванной. Только сейчас до меня доходит, что я вижу перед собой полоску света. Дверь приоткрыта, Вик в душе. Наверное, полегчало, вот он и встал.
Ловлю себя на вспыхнувшем желании – составить мужчине компанию, но тут же торможу. Во-первых, я ещё одним глазом сплю и плохо соображаю. Во-вторых, Волкову явно сейчас не до забав. Нельзя же быть такой эгоисткой, Антонина. Но черт! Эта широкая спина, по которой стекают пенные капли, и накачанная упругая попка… м-м! Рот наполняется слюной.
Нелюбовь к шторкам в ванной – это еще одна из привычек, которую я хорошо запомнила в характере Вика. Никогда он их не задергивает! Совершенно! Будто они вообще не для него существуют. Провокатор!
Так, Тони, последовательность, помнишь? Секс – рамки – шаг влево-вправо – расстрел.
Откидываю плед на пол и заползаю под одеяло. Так явно потеплее будет. Укутываюсь со всех сторон, дабы не сорваться в сторону приглашающе вьющегося пара из ванной, и закрываю глаза. Думаю о чем угодно, только бы не заострять внимание на шелесте воды и шорохе движений за стенкой. О пляже, пальмах, палящем солнце и теплом море…
Море. Вода. Душ. Твою мать!
Мысли пускаются далеко вперед – поймать не успеваю, как они заходят в максимально развратную степь. Желание зарождается где-то в голове. Мыслью. Фантазией. Воспоминанием. Стекает по позвоночнику ниже. Мурашки пробегают по пояснице, моментально скручивая бантиком все внутренности. Низ живота начинает предательски тянуть. Меня бросает в жар. Мне под этим одеялом становится уже не просто тепло, а горячо. Неуютно.
Бедра свожу. Пальчики на ногах поджимаю. Ладонями вцепившись в одеяло, как в соломинку спасительную. Дышать начинаю часто-часто, выпуская
Когда шум воды стихает, я уже лежу ни жива ни мертва. Мне кажется, что от меня несет возбуждением на всю Волковскую спальню. Оно такое осязаемое, густое и наэлектризованное, что стоит Вику только появиться на пороге – все поймет.
Притихнув, как мышка, не шевелюсь, когда он выходит из ванной комнаты. Не шелохнулась, когда, тихо шелестя колесиками, выдвигает ящик комода. Зажмуриваюсь, когда матрас за спиной пружинит. Вик возвращается в кровать. Забирается ко мне под одеяло и двигается. Ближе. Под одеялом сразу становится на много-много градусов жарче, а мои поджатые от возбуждения пальчики на ногах почти онемели. Боги, я сейчас умру!
Чем ближе Вик, тем сильней меня начинает трясти.
Он обнимает. Одной рукой за талию, второй за грудь и к себе двигает. Бескомпромиссно. Прижимает спиной к своей груди. Футболку и джинсы снял, в боксерах одних – блин! Каждое соприкосновение кожи к коже – жалит. Но я послушная кукла. Или, правильней сказать, желе, которое колошматит от возбуждения, как при температуре “сорок”. Может уже пора вызывать реанимобиль? Мне сейчас пару укольчиков адреналина лишними не будут.
Волков, судя по возмущенному вздоху, чувствует, что со мной что-то не так. Поспорить готова, что хмурится:
– Конфетка…
– М-м…?
– Спишь? – шепот на ушко.
– Не-а.
– А чего так трясёшься?
Раскусил. Хотя сложно не раскусить, когда женщина, которую ты обнимешь, один большой сгусток напряжения. Комок онемевших нервов. От камня и то было бы больше тепла.
– Р-разве? Тебе показалось.
– Кулагина, серьезно, ты чего напряглась? – сталь звенит в голосе Виктора. – Хочешь, отодвинусь, если тебе неприятно…
– Не-не-не! – восклицаю слишком поспешно, в руки его вцепившись. – Просто замерзла, – вру и глазом не моргнув. Боюсь, если он отодвинется, точно не переживу. В идеале ему бы просто лечь и замереть. Ну, а мне умереть от остановки сердца.
– Расслабься, слышишь… Все же хорошо.
Удобней обхватывает меня своими медвежьими объятиями. Носом по моей щеке ведет. Медленно-медленно. Щекотно.
– А нечего было меня бросать тут, – нападаю обиженно, – одну. Среди ночи. Еще и под пледом! Знаешь же, что я жуткая мерзлячка.
– Десять минут. Я просто принял душ. Думал, что ты за это время не успеешь проснуться. Ну, сама подумай, лежал тут в одежде, вонял больницей и потом рядом с такой красотой.
– Лучше бы ты дальше лежал в одежде, честное слово, Волков, когда ты был одет, мне было чуточку проще дышать.
Бляха… муха! Бестолочь! Вик фыркает, тянет весело:
– Так во-о-от оно что, конфетка…
– Ч-что?
– Замерзла, говоришь?
– Замерзла.
– Сильно?
– Очень!
– Сейчас согрею.
– Что… что ты… – нет, даже спрашивать не буду. Смысл? Если уже и так понимаю, “что” он “задумал”. Понимаю и замолкаю.
Его ладонь, та, которая за талию обнимала, двигаться начинает, опускаясь по моему бедру. Я перестаю дышать. Его пальцы, добираясь до края футболки, задирают ее. Не скромничая, сразу до груди! Наглец. Широкая ладонь лениво на живот перемещается. Пресс от неожиданности напрягается, когда Вик, поглаживая, начинает неторопливо выводить узоры вокруг пупка. Почти что расслабляюще и успокаивающе поглаживает. Почти! Потому что эта невинная ласка ложится на “благодатную почву” моего возбуждения, и с моих стиснутых губ срывается тихий, беззвучный стон.