Нейлоновая шубка
Шрифт:
— М-да, такой товар вроде и красть незачем, — посочувствовал Гогоберашвили.
— Только душу растравляет, — чуть ли не рыдая, признался Шилобреев. — Так и тянет, так и тянет взять… а не беру. Потому как это не продукт, а — язви его душу! — муляж!
Слово «муляж» было у Ефима Гавриловича синонимом всего дешевого, никчемного, поддельного.
Ефим Гаврилович запер склад и повесил на дверях записку, что отлучился на базу за товаром. Он повез Гогоберашвили к себе на квартиру. Дома никого не было, если не считать сына Шилобреева. Здесь они спокойно продолжили беседу.
— Говоришь, прихомутали тебя к делу? — игриво стукнул по затылку компаньона Гогоберашвили.
— Пристроили дурака!
— Живешь — горя не знаешь, — продолжал издеваться Шалва Константинович.
— Какая это жизнь? Муляж!
— Папа, не ной! — сказал, отрываясь от чертежного стола, худой парнишка в спартаковской майке.
— Сынок мой, Генка, — представил Шилобреев. — Высокосознательный!
— Идейный, — уточнил Гогоберашвили. — Отца поправляет.
Генка повернул к ним свое лицо с глубоко посаженными глазами и подбородком решительного человека и сказал с оттенком презрения:
— Охота тебе, папа…
Шилобреев промолчал. Он втайне гордился сыном. Яростные дискуссии на политические и морально-бытовые темы не поколебали отцовской любви.
— Учится парень, — сказал он.
— На кого? — спросил Гогоберашвили.
— Кончит, по атому работать будет.
— Специальность — ничего. За атом платить будут, — одобрил Шалва Константинович.
— Упаси бог говорить у нас про деньги! — сказал Шилобреев с комическим ужасом. — Мы за деньги не работаем!
— А за что?
— За идею!
— Папа, неужели тебе самому не надоели эти плоские остроты?
— Вот видишь, уже схлопотал. Все! Молчу! — сказал Шилобреев.
— Так вот, дело у меня есть, — начал Гогоберашвили. — Ты со своими ребятами связь держишь? Помидоры надо продать, и быстро!
— Папа этим заниматься не будет! — решительно сказал Генка.
— У вас так принято: куколка учит бабочку, икринка — взрослую рыбу? — спросил Гогоберашвили.
— Никто никого не учит. Только папа не пойдет на рынок! Он на службе! И со старым все покончено!
— Не паникуйте, молодой человек, — сказал Гогоберашвили. — Помидоры законные. Их предлагает кахетинский садовый кооператив «Персональный пенсионер». Заслуженные люди в свободное от работы над мемуарами время растили на лоне природы томаты. Что в этом плохого?
— Растили ли?
— Хотите, покажу справку?
— Знаем мы эти справки!
— Он все знает, — вздохнул Шилобреев. — Он же начальник штаба добровольной дружины.
— Общественность на страже порядка? Слыхали! — помрачнел Гогоберашвили.
— Он дружинник! Ему больше всех надо! — опять начал жаловаться Шилобреев. — Он таскает на своем горбу пьяных, отбирает от хулиганов кастеты, ловит бандитов…
— Интеллигентное занятие, — подлил масла в огонь Гогоберашвили.
— Кончится все это тем, что его пырнут ножом…
— Очень даже просто…
— Так оно и будет. Милиция нашла себе помощников. И, главное, бесплатно!
— Папа, ты опять о деньгах!
— Прислушайтесь к словам отца. Он вам добра желает, — сказал Гогоберашвили. — А что касается томатов…
— То отец их продавать не будет! — повторил Генка. — И вам не советую. Сейчас наши дружинники проводят на рынках Москвы рейды против спекулянтов.
— По-вашему, я спекулянт?
— Несомненно! — без обиняков сказал Генка.
— Предположим. Что же вы советуете мне делать с томатами? Съесть самому три машины помидоров?
— Передайте их по твердой цене в торговую сеть.
Шалва Константинович вышел на улицу не в лучшем настроении.
«Надо же было угодить в столицу в период массового рейда добровольных дружин. Мне сейчас не хватает знакомства с прокурором».
От этой мысли его даже пошатнуло. Он прислонился к фонарному столбу, закрыл глаза и прошептал:
— Спокойствие, Шалва Константинович, спокойствие, дорогой! Не все еще потеряно.
Глава шестнадцатая
В Шебалинском тупике Шалву Константиновича поджидали водители. Показания трех счетчиков перевалили за тридцать тысяч. Представители вольного племени таксистов глухо роптали. Они рвались к домашним очагам.
— Не размахивайте руками, — сказал Гогоберашвили. — Я отпущу вас, когда придет время. Мне нужно осмыслить ситуацию!
В доме дядюшки Шота предводителя томатной экспедиции ждали дополнительные неприятности. Математика одолевали сомнения. Он пытался окольными путями узнать, не предназначены ли помидоры для спекуляции. Читашвили неделикатно намекнул, что, если его догадка подтвердится, он вышвырнет своего дорогого родственничка на улицу!
Два последующих дня Шалва Константинович лихорадочно искал оптового покупателя. Он не мечтал о сверхприбылях. Он лишь пытался уйти от финансового разгрома. Ночами Гогоберашвили мучили кошмары. На третью ночь он совсем лишился сна. Под утро он вышел к машинам. Шоферы спали в кабинах. Трехтактный храп разносился по двору. Счетчики дружно отсчитывали рубли, «Утро на Москве-реке, — горестно ухмыльнулся Шалва Константинович. — Симфония банкрота».
Вдруг какие-то посторонние звуки заставили его насторожиться. Гогоберашвили вздрогнул. В его воспаленном мозгу, как пишут авторы детективных романов, мелькнула страшная догадка. Он присел на корточки и заглянул под машину. Догадка подтвердилась: помидор потек! Багровые капли падали на пыльный асфальт. Под грузовиками стояли лужицы. Они были окантованы крупнокалиберными мухами. Двукрылые нагло пировали. Гогоберашвили скорбно наблюдал за падающей капелью.
Из флигеля вышла Хабибулина. Дворничиха была плохо настроена. Только вчера на межуличном совещании дворников участковый сделал ей серьезное предупреждение насчет санитарного состояния двора.