Незабываемые дни
Шрифт:
Свой поход мы начнем в ближайшее время. А предварительно проведем небольшую объединенную операцию. Я имею в виду некоторые ближайшие к Минску объекты. Надо отвлечь внимание гитлеровцев от самого Минска, где они теперь бесчинствуют, творят разные зверства. Да, в конце концов, надо нагнать на них такой панический страх, чтобы они вынуждены были отозвать крупные части с фронта. Мы здесь с товарищами продумали во всех деталях план этой операции. Александр Демьянович поможет довести ее до конца. Операция эта будет, если хотите, генеральной репетицией перед нашим большим
Но долго еще не спали в землянке, вспоминая довоенные дни, былые встречи, общих знакомых.
12
Долго не ложились спать и в землянке Майки. Тетка Палашка все потчевала Надю отменными яствами, расспрашивала, что там теперь творится в городе и дают ли наши люди отпор фашистам. Слушала, ужасалась:
— Вот слушаю я тебя, Надечка, и дивлюсь, как это могут наши люди такую издевку переносить, такое глумление?
И сама себе отвечала:
— Конечно, не могут. А городскому человеку еще тяжелее, чем нашему брату колхознику. У нас еще и картошка своя, и хлеб, и наконец, в случае чего, мы и в лес можем податься, нас голыми руками не возьмешь. Да что я говорю, не очень мы испугались и его пулеметов… А куда же рабочему человеку деваться, в квартире не спрячешься от этих злыдней фашистов.
— А они и не прячутся, тетка. Тоже немца бьют, крепко бьют.
— Боже мой, какое страховище навалилось на нашу жизнь. Вот гляжу я на вас, девочки, и глазам своим не верю. В ваши ли годы такими делами заниматься, когда, можно сказать, в самый раз про житье думать. Да и житье какое было у вас! Только бы им любоваться и тешиться. А она вот, — тетка повела бровью в сторону Майки, — эта девченочка, еще подросток, только-только к жизни подбирается, так она двух фашистов со света сжила.
— Тетечка, кто вас спрашивает? — упрекнула ее Майка. Надя с любопытством посмотрела на худощавую фигуру Майки, на ее лицо, по которому промелькнула не то тень стыдливой улыбки, не то вспышка гневного укора, так что загорелись и поблескивали ее глаза.
— А чего ты возмущаешься? Вот и я говорю: кабы мне раньше приказали перебыть ночь под одной крышей с человеком, что погубил две души людские, так я бы за сто километров удрала от этого дома.
— Однако договорились вы, тетка Палашка, меня уж в душегубы зачислили.
— Так не об этом я речь веду. Я к тому говорю, что кабы ты еще десяток этих гадов убила, а хочешь и больше, так я бы только радовалась. Вот к чему я говорю. Да и сама, кажись, будь у меня силы, своими руками бы их задушила. Но лучше с ними не встречаться, пускай их лучше черти в сухой лес водят.
Надя усмехнулась:
— А встречаться все же приходится, тетка Палашка, никуда от них не спрячешься, — сказала она.
— Диво, что не спрячешься, коли их такая тьма-тьмущая. Налетели, как саранча, кабы смогли, все бы сожрали, все бы пожгли.
— А скажите, Надя, вам часто приходится встречаться с фашистами? — спросила Майка, чтобы прервать слишком уж словоохотливую тетку Палашку.
— Порой случалось. Вот пробираясь сюда, мы не могли же их миновать.
— И много вы фашистов убили?
— Ни одного, не довелось еще.
— Вы просто не хотите признаться. Я понимаю вас, вы не хотите хвастаться. Такая разведчица — и чтобы ни одного.
— А вот ни одного, Майка. Ничего не поделаешь, так уж получилось.
— Так я вам и поверила! Это, конечно, хорошо, когда человек не любит хвастаться. А у нас вот иной как начнет рассказывать, так только развесь уши: десятками, сотнями уничтожает.
— И неправду говоришь, Майка, никто у нас не хвастает, все люди как люди, всерьез воюют, — вмешалась тут тетка Палашка.
— А Комаров?
— А что тебе Комаров? Человек смелый, разумный. Человек что надо.
— Что надо… хвастунишка ваш Комаров.
— Ну, уж скорее он твой, чем мой, — отрезала тетка.
— И неправда, и неправда, — проговорила Майка в замешательстве и почему-то даже слегка покраснела. — Хвастунишка ваш Комаров, да и только. И не только хвастунишка, но и выдумщик.
— Где тут вас разберешь! Ты его то хвалишь, то с чего-то хулить начинаешь. Только вчера говорила, что было бы очень хорошо, если бы все на него похожие были. Взаправду, хлопец хоть куда, и уважительный, знает, как с человеком себя вести. Зачем тебе хаять его сегодня, когда вчера хвалила?
— И неправда! Никогда я его не хвалила. Ему бы только вышучивать да поддразнивать.
— Что-то он со мной не шутит, а все с тобой.
Майка вся вспыхнула:
— Ложитесь лучше спать, тетка, да поменьше тут выдумывайте.
Майка не на шутку рассердилась на тетку Палашку. Ей так еще хотелось обо многом расспросить Надю: и о разведке, и о городе, и где она училась раньше, и обо всем решительно. Это, видно, такая необыкновенная девушка, у нее бы и расспросить и поучиться. Надя старше Майки, она больше видела и знала жизнь. И такая она красивая, вот сидит, расплетает на ночь косы, задумалась о чем-то. Мигающий огонек коптилки золотит ее бронзовые косы, ластится к ее рукам, которые так спокойно, неторопливо перебирают волосы. И от всей ее фигуры веет таким очарованием, что Майке кажется, будь она парнем, то непременно влюбилась бы в эту славную девушку, да еще как! А при чем тут Комаров?..
Уже лежа на нарах радом с Надей, Майка по-детски приникла к ней. Слышно было, как поскрипывают деревья за оконцем землянки. В железную трубу то и дело врывался ветер и гудел там, позвякивая жестяной заслонкой. Изредка доносился хруст снега под ногами — это прохаживались под деревьями часовые. А в землянке было тихо, уютно, как бывало в родной хате. Майке хотелось спросить Надю, любила ли она кого-нибудь и можно ли сейчас, в такие дни, любить, когда идет страшная война, когда приходится часто встречаться со смертью. Но при чем же тут война, при чем тут смерть? Майка вспоминает сказку Горького про девушку и смерть. Славная сказка. Любовь всегда сильнее смерти, любовь всегда побеждает. Нет на земле ничего более прекрасного и сильного, чем любовь.