Незабываемые дни
Шрифт:
Завывает ветер в железной трубе. На промерзших стеклах шелестят снежинки. Изредка пискнет мышь за фанерной обивкой стены. Равномерное дыхание спящих словно колышет сумрачную тишину землянки. Хорошо здесь, уютно. Сколько стоянок сменили за последние два месяца. Там дней пять, там — три, так и странствовали с места на место. А тут живем уже добрых недели две — хорошее место, спокойное. Майка вспоминает, как неудобно было в первые дни в землянке. И не только ей. Люди так привыкли ночевать под открытым небом, видеть звезды над собой, прислушиваться к убаюкивающему шелесту листвы и тихому шуму бора, что несколько дней никак не могли
Майка прислушивается к завыванию ветра, к мерному поскрипыванию сосен. Вспоминает про отца, — где он теперь? Она знает, что он и еще несколько человек пошли в Минск. Партизаны готовятся к каким-то большим операциям, о которых Майке ничего не известно. Трудно им теперь, видно, в городе, где так много фашистов, где столько учреждений, посылающих в деревни солдат и полицаев. Майка думает, а быть может, мечтает о том, как станет знатной разведчицей, — а такой она обязательно должна стать, — как она наведет панику на фашистов… Надо что-то ей предпринять, она комсомолка, не такое уж большое дело сидеть за радиоприемником в землянке и записывать сводки. Это каждый может делать. Некоторые хлопцы и девчата уже прославились своими подвигами. Взять хотя бы лейтенанта Комарова. Ну да, Комарова… Он один три немецких танка сжег. С каким восторгом глядела на него Майка, когда они встретились в первый раз. Вот это действительно партизан, это герой! Глядела не стыдясь, не скрывая своего восторга. Он заметил ее тогда на комсомольском собрании, спросил:
— А ты, девочка, что здесь делаешь? Девочка…
Грубовато спросил. Даже обиделась Майка, но не растерялась, спокойно, в тон, ответила ему:
— А делаю, хлопчик, то, что мне надо.
Тогда еще все рассмеялись. А некоторые из старших подтрунивали над лейтенантом:
— Что, съел, Комаров?
Лейтенант не ответил, только хмыкнул что-то под нос. Не совсем дружелюбно взглянул на нее. И надо ж было тогда растеряться Майке, покраснеть до самых ушей. Чувствовала себя очень неловко. А потом при встрече с ней спрашивал, словно ничего между ними не произошло:
— Ну, как твои дела, малявка? Что слышно в эфире?
Он подслушал, как Василий Иванович иногда называл ее малявкой. Майка либо не отвечала Комарову, словно не замечая его, либо пыталась перейти в решительную атаку:
— И серьезный ты человек, кажется, а поведение твое комариное, так и лезешь слепнем в глаза!
— Ого! Малявка, оказывается, умеет сердиться.
Майка тогда глядела на него ненавидящим взглядом, подбирая какое-нибудь разящее слово, чтобы заставить его отступить.
А он посмеивался, глядел на нее прищуренными глазами, и уже в примирительном тоне говорил:
— Однако, ты кусачая, Майка! Такая милая, а жалит, как оса!
— Иди, иди, Комаров, да займись своими делами!
Между ними установились своеобразные отношения, нечто похожее на поддразнивание друг друга, на взаимное подтрунивание. Майка сердилась на Комарова, но когда оставалась одна, мысли о нем почему-то не покидали ее. И ей казалось, что если бы не было Комарова, ей, пожалуй, было бы скучновато. Стоит ли всерьез принимать его шутки и насмешки, если он все-таки необыкновенный парень! Ну, храбрый, отважный… Никакой суетливости в нем нет. Он никогда не ударялся в панику, когда немцы оказывались совсем рядом, когда Майкино сердце начинало биться часто-часто. Не от одного только страха, конечно. Разумеется, и страшновато было, но не это главное. Боязно за людей, за тех, кого некому защитить там, в деревнях. Там же маленькие дети, женщины, беспомощные старики. Над ними фашисты часто любят показывать свою храбрость и силу. На партизан наскочат, тогда заскулят, как собаки, куда только девается их храбрость?
Снуют Майкины думы, бурлят. Зимняя ночь — длинная, много чего успеешь перебрать в своей памяти, тысячи мыслей промчатся, одна другой смелее, одна другой светлее. Словно погожим, весенним днем встревожил кто пчелиный рой, и они гудят, гудят, золотинками мелькая на солнце, на травах, на цветах, на ароматном яблоневом цвете. И все сливается в нечто пестрое, яркое, где так много красок, неугасимого солнечного сияния, всего того, что мы зовем молодостью и ее радостями.
13
Слышеня сделал в отряде Кияна доклад о Сталинской Конституции. Это даже не был доклад, а скорее инструкция: что делать коммунистам и комсомольцам — партизанам в эти дни в деревнях, оккупированных гитлеровцами.
— Каждое ваше слово к народу в такой день — лишняя пуля в фашиста.
Парни и девчата расходились по району. Майка попросила послать ее в село, в котором до войны находился районный центр.
В селе работали несколько знакомых девушек и хлопцев, которых она знала давно по комсомолу. Почти все они были в подпольной группе. Связь с этой группой непосредственно держала Майка, когда была еще в совхозе, где некоторое время располагался и подпольный райком комсомола, членом которого она состояла.
Простившись с Надей, которая собиралась в обратный путь, в Минск, Майка сначала хотела просить разрешение на свой поход у Василия Ивановича. Но его не оказалось в штабе, и, как известно было Майке, он должен вернуться из поездки в соседний район лишь несколько дней спустя.
Захватив пачку листовок, Майка собралась в дорогу с одной девушкой из отряда, у которой были свояки в селе. Пришли они туда в сумерки. Полицай, стоявший у околицы, остановил их грозным окриком:
— Стой, кто такие?
У Майки похолодело в груди от этого окрика, но спокойный голос подруги вернул ей равновесие. Та отчитала полицая:
— Чего кричишь? Так мы тебя и испугались! — и под самый нос ткнула ему две бумажки. Это были обыкновенные повестки, какие посылались полицией в порядке немецкого закона о трудовой повинности. В повестке перечислялись вещи, которые должен с собой взять человек, направляемый на работы в Германию. Тут же и строгое предупреждение: за неявку на регистрацию каждый будет зачислен не более, не менее как в бандиты и понесет суровое наказание как враг германской армии.
Полицай повертел бумажки и, сбавив тон, сказал уже довольно миролюбиво:
— Идите, идите, лопотухи.
И, дурашливо усмехнувшись, бросил им вслед:
— Как же, вас там ждут не дождутся!
Девушки незаметно подмигнули друг дружке и, ускорив шаг, направились дальше. Спутница Майки пошла к своякам. У нее было отдельное задание: надо было переправить в отряд медикаменты из сельской больницы. Майка отправилась на явочную квартиру.
Пожилая женщина, встретившая ее, сочувственно покачала головой: