Незабываемые дни
Шрифт:
— Что, что с ним?
— Он сильно захворал. Еще вчера и позавчера плохо себя чувствовал. А сегодня совсем слег.
Торопливо подошел Дудик. Он был заметно взволнован.
— Что у вас тут случилось? — спросил его Слышеня.
— Эсэсовцы хотели напасть на лагерь. Наши вели бой под Демидовкой с целой частью, а эти задумали пробраться с тыла и захватить лагерь. Однако не вышло по-ихнему. Ну и Майка наша молодчина: двух гадов убила сегодня. С первой очереди уложила их!
— Майка! Поздравляю, поздравляю…
— Да он вам наговорит… Я только боялась за Василия Ивановича. Пойдем, товарищ Слышеня, к нему. А ты, Дудик, разыщи доктора.
Майка уже хлопотала около Василия Ивановича. Общими силами соорудили носилки. Разместились в небольшой хатенке, в которой раньше жили смолокуры. Жарко натопили печь. Врач, осмотревший, наконец, Василия Ивановича, нашел у него воспаление легких. Но, по мнению врача, состояние больного не внушало тревоги,
Отряд временно перебазировался на смолокурню, чтобы не оставлять без охраны Василия Ивановича, — держать его в палатке сейчас нельзя было, а перевезти куда-нибудь в деревню опасались. За последние дни в окрестные села стали наведываться гитлеровцы из ближайшего районного городка, через который проходила железная дорог?. Люди устраивались на ночь, ища удобных мест, где можно было бы укрыться от непогоды. Другие тут же принялись строить шалаши.
У небольшого костра, под раскидистой сосной сидели работники обкома и командир отряда. Слышеня возился с радиоприемником, навешивал антенну. Отблески костра скользили по лицам сидящих, вспыхивали золотом на антенне, выхватывали из сумрака багряную кисть рябины, пожелтевший березовый лист. Откуда-то сверху сеялась назойливая морось, от которой не было спасения ни в шалашах, ни под деревьями. Все вокруг блестело от влаги: и деревья, и кусты, и густая подстилка хвои на земле, и редкие палатки, владельцам которых все завидовали как счастливчикам.
— Та-а-ак… Кончаются наши славные денечки, когда не надо было думать о крыше над головой, — задумчиво произнес Слышеня. — Надо что-то сделать, чтобы по-человечески встретить зиму.
— Встретим и зиму, не пропадем, — откликнулся Гудима. — Не вовремя секретарь наш захворал. Мы только думали на новое место перебраться, чтобы удобнее было связь держать со всеми. А теперь придется отложить на несколько дней. Ну, не беда! Меня вот что волнует. Не находите ли вы определенной связи между всеми последними событиями? Вспомните убийство часового на островке. Теперь — сегодняшняя стычка с гитлеровцами и особенно их налет на стоянку отряда. Не видите ли вы здесь чью-то, руку, направляющую фашистов именно туда, где находится обком? Кстати, товарищ Копуша, как могли эсэсовцы прорваться к лагерю отряда, когда всюду были выставлены заслоны?
— Вы сами, верно, догадываетесь, товарищ Гудима, о причине их прорыва. Группе Байсака приказано было занять определенное место в засаде, на подступах к лагерю. А явился он со своими людьми лишь после того, как разгромили фашистов под Демидовкой. Засаду он таким образом сорвал, ее по сути дела не было.
— Выходит, что Байсак нарочно опоздал, чтобы дать эсэсовцам напасть на лагерь.
— Ну, это трудно сказать.
Заговорили о Байсаке. Это имя начало серьезно привлекать внимание и обкома, и отрядов. Поведение его было непонятным и противоречивым. Нельзя было отказать ему в инициативе или храбрости. Несколько операций его группы на шоссе, дерзкий налет на железнодорожный разъезд, его смелые стычки с немецкими колоннами на марше — все это свидетельствовало о храбрости и активности этого человека. Но от совместных действий он старался всегда уклониться, а если соглашался, то обычно подводил.
Что было особенно неприятно, это слухи о столкновениях Байсака с населением, о его частых пирушках и пьяных дебошах по многих деревнях.
— Завтра же приказать Байсаку явиться в обком, надо ближе к нему присмотреться, что это за человек.
10
Совещание командиров ближайших отрядов и представителей из далеких районов проводили в небольшом сарайчике, затерявшемся в болотных перелесках на побережье большого лесного озера. Раньше обычно собирались под открытым небом. Но время это уже давно прошло. Зима вступила в свои права. Морозы стояли такие, что лед гудел на озере. Глубокие снега замели лесные дороги, доставляя много хлопот разведчикам, связным.
Зима поставила перед партизанами много новых задач. Надо было подумать и об одежде, и о хорошем жилье, и о хлебе, и, главное, не забывать о фашистах, выкуривать врага из теплых берлог, в которых он обосновался.
Доклад делал Василий Иванович. Он неторопливо ходил вокруг небольшого костра, разложенного на земляном полу сарайчика, порой на мгновение останавливался и, грея руки у огня, словно обдумывал очередную фразу.
— Все вы знаете слова Сталина об истребительной войне. Помните, как он сказал: «Если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат». На собственном опыте вы убедились в глубокой мудрости этих слов. Когда мы начинали нашу работу, у нас было не так много отрядов и людей. А теперь только по нашей области несколько тысяч партизан, а посчитайте в других областях, по всей Белоруссии, по Украине, по другим республикам! Это большая армия, с которой фашистам приходится считаться. Как видите, народ наш серьезно принимается бить фашистов, принимается по-хозяйски, по-сталински. Я не говорю уже о нашей армии, которая разбила все планы немецкого командования, все надежды Гитлера. Правда, немецкие войска все еще рвутся к Москве. Гитлер хвастал, что он стоят перед воротами Москвы. Цену его хвастовству мы знаем. Он давно уже пыжится. И будет пыжиться до тех пор, пока не разобьет башку о железные ворота Москвы. А что разобьет, так в этом нет сомнения, как не может быть сомнения и в том, что мы с вами должны от всего сердца помочь ему в этом деле. И поможем! Мы народ не скупой. Вот спросите товарища Гудиму, сколько немецких эшелонов пущено нашими руками под откос за эти месяцы? Сотни эшелонов. А сколько фашистов убито в лесах и на дорогах? Те, которых мы уничтожили, не пойдут уж больше грабить наши деревни, им никогда уже не увидеть дорог на Москву. Вот почему так боятся теперь нас гитлеровцы, боятся каждого куста у наших дорог… С какой целью я говорю вам все это, товарищи? Вы и сами хорошо понимаете. Говорю к тому, что мы должны неустанно бить фашистов, и не просто бить, а с каждым днем наращивать наши удары. Бить так, чтобы звериный страх овладел гитлеровцами не только у нас в деревне, в местечке, в нашем славном Минске, но чтобы этот страх овладел и каждым гитлеровцем, которого пошлют на нашу советскую землю, и теми, кто этих бандитов посылает. Чтобы этот страх навсегда отбил охоту у разных фашистских негодяев вроде гаулейтера Кубе писать гнусные измышления о нашем народе, глумиться над ним. Вот послушайте, что плетет этот остолоп: «Не в наших интересах восстанавливать белорусские города, они только портят чистую, примитивную душу трудолюбивого белоруса. Задачей белорусского народа является вновь научиться работать для всей Европы, для Германии и тем самым для себя самого». Вы видите, как притворно подлаживается к нашему народу этот проходимец, какими заливается песнями: и чистый ты, белорусский народ, и душа у тебя такая красивая, примитивная, и такой ты трудолюбивый… Соловей, да и только! Но этому фашистскому запевале мы можем ответить словами великого немецкого поэта: «Соловей, я слышу стук твоих копыт!» Он, видите ли, пытается научить нас снова работать на Европу и Германию. Мы уже давно отучились от подобной работы на всяких чужеземцев. Опыт нашей собственной жизни под руководством Ленина и Сталина уже давно надоумил нас, что лучше всего — это работать на себя. А от Европы и Германии мы не отказываемся. Поработаем и на них, но по-своему. Так потрудимся, что жарко будет и фюреру, и всем его гаулейтерам, и большим и малым. Наша борьба сейчас становится намного труднее. Зима уже на дворе, и по всем приметам будет она не из легких. Но если она ставит перед нами трудности, то для гитлеровцев она будет в десять раз тяжелее. Нам она не в диковину, для нас она может быть хорошей помощницей против фашиста. Уже тянутся из-под Москвы эшелоны обмороженных гитлеровцев. Уже истошно вопит Гитлер о кампании зимней помощи. Навряд ли согреет он этим криком свою армию… Так вот, товарищи, мы и собрались все сегодня, чтобы посоветоваться, поговорить, как нам лучше наладить всю нашу боевую работу в зимних условиях. Как проводить ее так, чтобы она загоняла фашистов в гроб не только здесь, но чтобы поскорее их угробить и под Москвой, куда они так рвутся. Так проводить работу, чтобы каждый советский человек был в нее втянут, чтобы наша борьба стала действительно всенародной, чтобы нам заслужить доброе слово товарища Сталина.
Выступали почти все собравшиеся. И одна мысль сквозила в их речах: фашиста бить, не глядя ни на снег, ни на морозы. Возникли только некоторые разногласия по вопросу о зимнем расквартировании.
Были также жалобы на нехватку одежды, обуви. Раздавались голоса о том, что настало уже время объединить все партизанские отряды единым оперативным центром, подчинить боевую деятельность всех отрядов единому оперативному плану. Выступавшие подчас горячились, наседали на своих противников. Распушив свои пышные усы, Киян подтрунивал над лейтенантом Комаровым:
— Что ты все пехотным уставом козыряешь? Ты попробуй подогнать под этот устав нашу лесную засаду или другие стычки с фашистами. Армия имеет линию фронта, а тут противник кругом. Вот и попробуй со своим уставом! И к людям ты нехорошо относишься. Что-то не идут они к тебе.
— Почему? С винтовкой, пожалуйста! А без винтовки не принимаю. Зачем они мне?
— А почему бы тебе не потребовать от каждого по пулемету, скажем, или по орудию? Никаких забот командиру — милое дело.
— Ну, эти шутки уж неуместны.
— А все-таки, товарищ лейтенант, — заметил Слышеня, — как же быть с теми людьми, которые оружия не имеют, а бить фашистов хотят?
— Это уж дело не мое, а начальника боепитания. Он и позаботится об оружии.
— А есть он у тебя?
— Нет.
— Так что же делать людям, у которых сегодня нет еще винтовки?
— Пусть добывают оружие!
— А это как, по твоему уставу или просто? — не унимался Киян. — И как быть с теми людьми, которые не только не имеют оружия, но порой и обращаться с ним не умеют? Вот про них что у тебя в уставе написано?