Незабываемые дни
Шрифт:
— Бегите к болоту, на тропинку! Поймать! — крикнул он караульным, и те тотчас же рассыпались по лесу.
Бинты уже оказались лишними. Человек, не приходя в сознание, скончался на руках у товарищей.
Майка плакала навзрыд. С трудом произнесла несколько слов:
— Это наш киномеханик… Из совхоза…
Все бросились на поиски злоумышленника. Обошли, обыскали каждый кустик. Ходили на болотную тропинку, единственную, по которой мог сюда пробраться неизвестный. Поиски оказались безрезультатными. Гибель киномеханика от руки неизвестного злодея всех взбудоражила и опечалила. Сначала это было не совсем понятно. Что нужно было человеку,
— Как вы смотрите на это происшествие? — в один голос встретили его товарищи.
— А что тут смотреть? Вывод ясен: враг пробирался к нам. Мы не поймали его. Надо безотлагательно сменить стоянку, иначе эта история может повториться и привести к совсем нежелательным для нас результатам.
Уже рассвело. Люди еще раз обошли все лесные закоулки, внимательно приглядывались к болотным кустарникам, к открытым топким полянам, кое-где лишенным всякой растительности, так что на болотистой поверхности не обнаружишь ни одного заметного следа, кроме разве узорчатых отпечатков ног куликов. Наконец, у самой болотной тропинки, известной только жителям острова, увидели следы неизвестного человека. Видно было, что он увяз в одном месте, выбираясь на тропку, несколько метров прополз на животе, перебираясь с кочки на кочку, пока не попал на стежку. Однако времени прошло много, и злоумышленник был уже далеко, в полной безопасности от погони. Да и как его отыщешь в таком лесном массиве, распростершемся на болотах.
Майка все еще никак не могла притти в себя от сильного потрясения. Она не могла представить себе, как это живой, здоровый человек, с которым только недавно говорила, шутила, смеялась, лежит на подстилке под мшистой сосной, навсегда расставшись со своими думами, мечтами. В памяти вставала каждая мелочь, начиная от самого раннего детства, затем — школы, комсомольских дней. И школьная кличка Юрка казалась теперь такой обидной, неуместной.
Растерянная, она ходила утром по лесной опушке, бездумно глядя на белесую завесу тумана, которая редела под утренним солнцем, таяла, рассеивалась. Легкий ветер гнал остатки тумана с болотной равнины, и только в зарослях лозняка туман еще прятался от солнца, цеплялся за прибрежный камыш, прозрачными волнами перекатывался через заросшие мохом кочки.
Майка собиралась пойти вглубь леса, к шалашам, когда приметила среди густого вереска военную пилотку.
«Кто бы из наших хлопцев мог оставить ее здесь?»
И тут же припомнила, что ни у комсомольцев, ни у людей дяди Васи никаких пилоток не было.
Ей стало так страшно, что захотелось броситься бежать как можно скорее к людям, ибо, возможно, здесь он, здесь, этот проклятый убийца, пробравшийся сюда ночью. Хотела бежать и не могла — отказались служить ноги. Она испуганно оглянулась вокруг, но, увидя яркое солнце, потом какую-то птичку, беззаботно порхавшую над ореховой веткой, успокоилась. Вспомнила, что этот злоумышленник убежал; видели же его следы на болоте. Подняла пилотку, обыкновенную красноармейскую пилотку, выгоревшую на солнце, видно, не раз стиранную. Звездочки на ней не было, от нее остался только зеленоватый след, не успевший вылинять.
Майка задумчиво
«Могут попасться какие-нибудь документы, — подумала она. — Но если бы тут были бумаги, они бы шуршали». Вывернула одну боковинку. Там ничего не оказалось, кроме кусочка белой материи, вероятно, подкладки. Майка уже думала, что ничего особенного в этой пилотке нет, как вдруг заметила на изнанке белой материи несколько непонятных ей знаков. В глаза бросился номер, напечатанный крупными черными цифрами, рядом фашистская свастика, несколько отдельных букв, оттиснутых синей краской.
«Тут, однако, что-то есть. И при чем этот номер 117?»
Волнение как рукой сняло. Размышляя о своей находке, Майка вошла в палатку Василия Ивановича, протянула ему пилотку:
— Вот нашла около болота. Видите, какие-то знаки тут.
Василий Иванович осмотрел пилотку и сразу оживился. И хотя лицо его заметно омрачилось, в глазах загорелось любопытство:
— Давай, давай свою находку! И вот что я тебе скажу, Майка: никому не говори о ней. А почему, ты, вероятно, догадываешься сама. А что нашла — молодчина!
8
Еще с вечера Сомик заглянул в землянку. Молодой лейтенант, беседовавший там с пожилым человеком, сухо спросил Сомика:
— По какому вопросу?
Сомик неприязненно посмотрел на лейтенанта, скосил глаза на его собеседника в штатском.
— Вопрос у меня один: когда мы будем воевать?
— Кто это — мы?
— Скажем, я. Все живущие здесь. Бежавшие из немецкого плена.
— Теперь ясно. Который день живете здесь?
— Я пятый день протираю тут бока. Достаточно насиделся в немецком лагере. Я не на курорт сюда заявился, чтобы восторгаться этими вашими пейзажами и набивать пузо.
Лявон Маркович — это и был собеседник лейтенанта, — улыбнувшись, даже слово вставил:
— Однако нельзя сказать, что ты уже отрастил живот. Животик у тебя в самую меру и даже меньше, подвело его от гитлеровских харчей. И на ногах еле держишься, парень.
— Прошу не мешать, когда я обращаюсь к товарищу лейтенанту.
— Прыткий, однако, ты, хлопец. Люблю таких! — сказал Лявон Маркович.
— Мне не очень интересно, что вы там любите. Я к вам обращаюсь, товарищ лейтенант.
— Чего вы, в конце концов, хотите? — недоумевающе спросил его Комаров, которому временно была поручена строевая подготовка бойцов в этом сборном лагере.
— Чтобы меня отправили в боевой отряд. Вот чего я хочу.
Лейтенант внимательно оглядел худощавую, мизерную фигуру Сомика, его вытянутое лицо, заострившийся, как шило, носик, запавшие щеки. Спросил о прежней службе, в каком полку был, где попал в плен.
— Это, товарищ лейтенант, известно по спискам. Я обо всем рассказал, когда нас привели сюда, вот и поищите там. Расспрашивать меня больше нечего. Я не за этим пришел сюда. Когда нас отправят?
— Чудак-человек! Да куда же вас сейчас отправлять, когда вы на ногах еле стоите? Вот поправитесь немного, тогда и пошлем.
— А-а, не доверяете, значит. Проверять будете! Что же, проверяйте… Это ваше дело. Можно итти, товарищ лейтенант?
Лейтенант удивленно посмотрел на Сомика, переглянулся с Лявоном Марковичем.
— Видите, какой непоседа… — И потом к Сомику: — Да поймите же вы, чудак-человек, что нам нужны здоровые люди, крепкие. А вы на первом же переходе отстанете от отряда.