Незапертая Дверь
Шрифт:
Вспомнив о поставленном греться чайнике, я поспешно вытерлась и оделась. Расчесывая мокрые волосы, выскочила в коридор и завернула в кухню. Крот, оказывается, его уже выключил. Даже заварил свежий чай, налил кипятка в мой любимый бокал и высыпал в пиалу печенье.
— Ты такая рассеянная, Надя, — в оправдание себе сказал Алик, одарив меня вдруг снова большеглазым взглядом. — Извини, что похозяйничал на чужой кухне.
— Ой, спасибо! — запрыгнув на табурет, в умилении выдохнула я.
Думаешь, я поверю? Как же! Не дождешься, дорогой! Я прекрасно поняла мотив, что толкал энтузиазм твоего домоводства. Ты хотел сэкономить время, которое ушло бы у меня на приготовление завтрака! А тебе же не терпится
Опять меня понесло!
Издеваясь над кротом, я пила чай маленькими глотками, регулярно подливая добавки. Отказавшийся составить мне компанию Алик от нетерпения часто вздыхал. Как мне показалось, даже промокнул проступившую на лбу испарину. Сколько его знаю, он никогда не потел. Даже в тридцатиградусную жару облачался в байковые рубашки, застегиваясь на все пуговицы. Дважды он учтиво поинтересовался, не разбавить ли мне чай холодной водой, чтобы я смогла пить его быстрее. Один раз намекнул, что придется идти в самое пекло. А небо-то вновь начало заволакивать пузатыми, растрепанными тучами!
Я всячески над ним глумилась, негаданно войдя во вкус. Никогда за мной таких грешков не водилось. Или я просто не замечала? Распоясалась в последнее время!
Покончив с завтраком, я задержалась у зеркала. Минут пять выбирала, какой бы помадой накрасить губы. Потом поинтересовалась у крота, какие ему больше нравятся духи. О, каких же трудов ему стоило держать себя в руках! Нет, в шкуре крота, из которого рвался наружу черноглазый паук! Наконец, сжалившись над ним, я пошла за книгой, дав ему возможность облегченно вздохнуть.
Зашла в зал, поискала на столике, на диване, на шкафу. Потом заглянула в спальню, но ловушки для кротов не оказалось и там. Я была уверена, что вчера оставила ее у телефона. Может, ее взяла с собой Либра? Решила в обеденный перерыв почитать?
— Что случилось, Надя? — обеспокоился Алик.
Снова я стала для него Надей! Как надену кепку, спрятав под нее волосы, скрою глаза солнцезащитными очками, – так я Денька. Словно разделил меня на две персоны.
— Да нигде не могу найти эту чертову книгу! — заглянув во все тайники, ошарашила я Алика. — Наверняка ее прихватила с собой Либра. Я спала, когда она собиралась.
Я взяла почти разрядившийся мобильный, который забыла поставить на зарядку, и позвонила Либре.
— Недоступна, — перезванивая, пояснила я Алику. — Видать, отключила, чтобы обожатели не закидывали в рабочее время сообщениями.
— Как это неосмотрительно с твоей стороны, — сжав кулаки и отвернувшись, пожурил меня Алик. — Такую вещь, ценность которой под вопросом, давать кому попало.
— Минуточку. Либра, прошу заметить, не кто попало.
— Извини, я не так выразился. Но ты же знаешь Либру! Ей ничего не стоит дать ее кому-нибудь почитать, забыть в автобусе или в столовой. Не ты ли вчера говорила о полотне, как о бесценной находке? Мне ты книгу не доверила, а Либре значит, можно?
— Во-первых, я забрала ее совершенно по другой причине. Во-вторых, я не знала, что Либра может взять ее с собой. В-третьих, не пойму, что ты из грамма килограмм делаешь? Не страдай эмоциональным гигантизмом. Я попробую дозвониться до нее позже. Уверена, вечером она ее обязательно принесет. Так что, займемся ею завтра.
Я не могу ждать до завтра! — читалось во всем облике Алика, в отчаянии сжимавшего кулаки. Он топтался в прихожей, но не уходил, лелея слабую надежду, что Либра заедет на обед, дабы лишний раз не тратиться на столовую. Он панически выискивал предлог, чтобы остаться. Задержаться хоть на часок и узнать о судьбе его… прелести.
Его спасла природная катавасия. Нависли тучи, заметно потемнело. Опять началась гроза, а следом меж его дуплом и моим обиталищем встал стеной ливень.
Алик был почти что счастлив! Как весело отражались всполохи в его очках, когда я предложила ему остаться и переждать непогоду!
Никогда не любила грозу. Боялась молний, не выносила этого электрического отсвета, сырости и запаха мокрой пыли. Сама себе подивилась, вдруг отыскав в ненастье будоражащие душу нотки. А когда отключили электричество, как частенько бывало в грозу, мне и вовсе стало невероятно хорошо.
— Можно закурить? — спросил Алик, облюбовав, как и положено пауку, угол между столом и холодильником.
— А как же здоровый образ жизни? — подвинув пиалу с печеньем и сев на угол стола, попробовала съехидничать я. — Ладно, валяй. Только приоткрой форточку.
Я давным-давно бросила баловаться сигаретами, а тут вдруг позавидовала, вытащила из пачки одну и прикурила от тяжелой зажигалки, составив Алику компанию.
Почему у него дрожат руки и губы? И длинные, кажущиеся через очки сантиметровыми ресницы? Почему он бросает настороженные взгляды на мою руку, играющую зажигалкой? Глянув на нее и присмотревшись, я поняла, что видела такую же в шустрых пальцах Лариски. Да не такую, а эту же самую! Как она могла оказаться у Алика? Лара Фобия его не слишком жаловала, чтобы одаривать своей коллекцией. Кажется, я начинаю догадываться. Та баба, что была вчера у крота – рыжая Барби. Она-то и забыла у него одну из своих игрушек, когда он поместил ее сборы в рамки ограничения! Поэтому-то она и шла со стороны его дома. Откуда бы ей там взяться в такое время, за пятнадцать минут до моего прихода? Эх, Алик, как низко ты пал! Связаться с такой дрянью…
— С Лариской воду мутишь? — глядя на зажигалку, безразлично спросила я.
— Ad cogitandum et agendum homo natus est, — сокрушенно вздохнув, выдал непонятную тираду Алик.
— Чего-чего? — с улыбкой подув в сторону окна, переспросила я. — Можно то же самое, только в доступной форме для не столь одаренных граждан? Я, знаете ли, Алик-бей, турецкий плоховато понимаю.
— Для мысли и действия рожден человек. И это латинский, вообще-то.
Ага, значит, мои предположения оказались верными. Могла бы поспорить, что Лариска присоединилась к тем, кого Алик стыдливо называл «май мистейк». А кем теперь для Фобии стал наш крот? My error? Конечно, после Кости снизойти до этого зануды…
— Может, еще раз попробуешь дозвониться? — выбросив окурок в палисадник, нерешительно предложил он.
— В грозу опасно пользоваться сотовым, — не помиловала я не находящего себе места крота. — Сколько тебе лет?
— М-мне? — часто заморгав и прищурившись, переспросил Алик и воззрился на меня с легким недоумением. — Двадцать семь. Кстати, гроза уже стихает. Пожалуйста, позвони Либре еще раз. Узнай, у нее книга или нет.
Так и быть, позвоню, — решила я и ушла в зал за телефоном. Алик последовал за мной, едва не наступив в сумраке на Пешку. Споткнулся, слезно извинился и нетерпеливо задышал мне в затылок. С трудом, но мне удалось дозвониться до Либры. Оказалось, что она и впрямь прихватила книжку с собой. Но заверила, что та в сохранности, и вечером она ее обязательно привезет. Алик улыбнулся, но следом огорчился, узнав, что похитительница не приедет на обед. А значит, ему придется ждать сутки. Его надежды с грохотом рухнули, и он словно стал еще меньше. По его виду я поняла, что он готов ждать Либру хоть до ночи, лишь бы снова оказаться вблизи творения неизвестных мастеров. Гроза стихла, ливень перешел в скучное капанье, а назойливый очкарик все топтался у двери.