Неженка
Шрифт:
— Я вообще не пойму, как ты с такой задницей, и умением готовить, ещё не замужем!
— Видимо не нашлись ценители до тебя! — усмехаюсь я.
— И много их было, до меня? — вдруг серьёзно спрашивает он.
Глаза вмиг похолодели.
— Матвей… — я подбираю слова, чтобы послать его со своими вопросами, но никак не могу ничего придумать, под этим холодным взглядом.
— Ну же Неженка, не стесняйся! — он отодвигает от себя тарелку, и складывает длинные пальцы, в замок. — Расскажи много мужиков трахали тебя, до меня.
Я
Хватаю со стола тарелку, с недоеденным ужином и кидаю её в мойку.
— Иди, знаешь куда, Холодов, — шиплю я.
Он встаёт и ловко скручивает меня, прижимает к стене, и нависает словно скала.
— Ух, ты Неженка умеет быть фурией! — обманчиво ласково воркует он, вот только в глазах так и плещется гнев, холодной коркой затягивая и без того стылый взгляд. И я уже дрожу, глядя на него, и жалею о своей вспышке.
Боже, какой же он сейчас страшный!
— Ну и куда мне идти, Люба? — цедит он, сжимая меня сильнее, а я только пищу, от боли.
— Больно, Матвей!
Он слегка ослабляет хватку, но свободы не даёт.
— Отвечай! — рычит он.
— Матвей, — стону я.
— Отвечай, Неженка, много мужиков у тебя было до меня?
Да он что совсем сумасшедший! Или что это, ревность?
— Двое, — затравлено смотрю на него.
— Двое? — недоверчиво переспрашивает он.
— Двое, — подтверждаю я, — я всё время на работе, мне некогда…
— А сейчас кроме меня, никто тебя не трахает? — снова новый вопрос как удар по наковальне.
Я морщусь.
— Ты можешь нормально выражаться, — не стерпела я.
— Ох, прости, что задел твои чувства, — усмехается он, — а теперь отвечай, кто-нибудь ещё трахает тебя?
— Нет, — выкрикиваю я, чувствую, как бегут слёзы по щекам, — нет, только ты!
— Смотри мне, — он поднимает моё лицо за подбородок и стирает влажные дорожки, — если я узнаю, что ты ещё с кем-нибудь спишь, тебе ещё и не так больно будет.
Я киваю, желая только одного, чтобы он отпустил меня. А желательно вообще ушёл. Он напугал меня своей непонятной ревностью. Скрутил словно куклу, вот и гадай, что ему в голову придёт.
— Отпусти меня, — прошу его. Но он только удобнее перехватывает мои руки, кладёт их себе на плечи, а сам прижимает меня, сминает ягодицы.
— Нет, Неженка, даже не проси, — он поднимает подол туники, и гладит мои бёдра, ягодицы, поднимает руки на талию, потом снова опускает и подцепляет резинку трусиков, тянет их вниз, стягивает их, и они падают к моим ногам, — я тебя ещё долго не отпущу.
— Матвей, — пытаюсь протестовать, но он накрывает мой рот своим. Язык вторгается грубо, властно, требуя подчинения, повиновения, и я сдаюсь, отвечаю, на эту грубость.
Он подхватывает меня и несёт в спальню, и опускает на кровать. Он даже не раздевается, просто расстегивает ширинку и достаёт свой
Мне как всегда немного больно от чувства переполненности, а ему как всегда всё равно, он таранит меня, словно я провинилась, и он меня наказывает.
Подтягивает мои ноги выше, и входит глубже, жестко, быстро. И где-то на краю сознания, мелькает мысль, что он даже презерватива не надел. Но тут, же исчезает, потому что мыслей вообще не остаётся. Моим телом и разумом правит только сжигающее, поглощающее желание и похоть. Я растворяюсь в этих ритмичных толчках. Сжимаю его ногами, и снова вцепляюсь ногтями в его спину, через тонкую ткань свитера.
Он же склоняется и кусает мою грудь. Чувствительно, больно, но ткань все же, притупляет ощущения, и я подаюсь снова и снова, под его грубые ласки, каждый раз вскрикивая, когда его зубы сходиться на моих сосках.
— Посмотри на меня, — рычит он.
И я распахиваю глаза, и погружаюсь в его потемневшие от страсти и желания.
— Давай Неженка кончи для меня, — басит он, разглядывая меня, — сладко, как ты умеешь!
И я кончаю.
Взрываюсь, на миллионы частиц и разлетаюсь. И кричу, громко, звонко, потому, что меня пронзает иглами восхитительное чувство, растворяется во мне, скручивая мои мышцы в жгуты. Ловлю последние отголоски экстаза и расслабляюсь, и слышу, как рычит Матвей, продолжая вбиваться в меня. Толчок, ещё, и он поспешно выходит и горячее семя растекается по моему оголённому животу.
Он падает рядом на бок.
— Как же мне охренено с тобой, Неженка! — сипло шепчет он, а я прикрываю глаза, чтобы он не заметил, как они блестят от этого признания.
* * *
— Откуда они? Их так много! — я вожу пальцами, по коже Матвея, задерживаясь на его шрамах, на груди, потом скольжу по животу.
Мы лежим обнажённые, после очередного, за этот вечер бурного секса. Повсюду разбросана наша одежда. Матвей сжимает меня в объятиях, зарывшись носом в моих волосах, и лениво поглаживает спину. Я удобно устроилась на его плече. В неровном свете ночника, его кожа кажется темнее, и на ней отчётливо выступают белые рубцы.
— Это всё бурная молодость, — отвечает он, и откидывается на спину.
— Бурная молодость оставляет на коже ножевые ранения, — а это они, я уверенна.
— Ух, ты Неженка разбирается в ножевых ранениях, — усмехается он.
— Много тут разбираться, — фыркаю я, — линии ровные и длинные, явно не рваные.
— Да ты права, это они, и знаешь молодость у всех по-разному бурная. Кто-то по миру мотается. Кто-то учится не покладая рук, а вот мы с Гореловым, в бандитов решили поиграть, да и то какие там бандиты, — горько усмехается Матвей, — так гопники, шпана. Даже вот эти раны не останавливали. Пока по серьёзке чуть не вляпались, благо мент попался толковый, разъяснил раз и навсегда.