Неженка
Шрифт:
Матвей подсаживает её на стол и разводит ноги, и, не удержавшись, проводит пальцами по нежным складочкам.
Люба стонет, и вибрирует бёдрами.
Обалдеть, какая чувствительная!
Он снова давит ей на горошинку клитора, и трёт влажный вход. Она вся выгибается, и запрокидывает голову. А у Матвея, болезненно дёргается член. Он откидывает фартук, и приспускает боксеры, вытаскивает член, входит и замирает
— А сейчас как ты хочешь? — спрашивает он. — Мне быть нежным?
— Нет, хочу грубо, быстро, сильно! — и сама, двигает бёдрами, насаживаясь на его член.
Матвей прижимает
— Матвей! Матвей! Да, да!
А Матвей даже говорить не может, только рычит, он еле успевает выйти из неё, когда она взрывается оргазмом, а он следом за ней. Изливается ей на живот, наваливается на неё сверху так, что Люба хрипит и дёргается.
— Прости, прости, Неженка, — сипит он, и потягивается на руках, нависает над ней, — совсем ты меня заездила!
— Кто кого заездил! — ворчит она, и пытается улизнуть, но Матвей прижимает её к себе, и целует.
— Коварная Неженка, — шепчет он ей в губы, и отпускает девушку.
Люба скрывается в ванной, а Матвей так и стоит над столом, облокотившись на руки.
Блядь, это, какое-то наваждение! Он не выдержит без неё два дня!
9
Он не шёл у меня из головы, пока все эти два дня, я была у отца. Прибирала, готовила, ходила по магазинам, я ловила себя на том, что постоянно думаю о нём. Он словно взял мой разум в рабство. Я даже спать не могла. Хотела его, рядом. Хотела его в себе. Тяжесть. Наполненность. Жар. Ощутить, растворится в нём. Постоянно все мысли о нём.
Что со мной?
Я схожу с ума по совершенно незнакомому мужику, который меня просто имеет. Я ничего не знаю о нём, Да я даже и не стремлюсь его узнать. Как только я его вижу, мои мысли спускаются ниже пояса, и все поступки ведут к одной цели. Я никогда не была так ни чем, и ни кем, одержима. Ни учёбой, хотя училась я на отлично, ни работой, хотя жила там днями и ночами. И уж тем более я никогда не была одержима так мужчиной, ни одним, и никогда. А Матвей просто поработил меня.
Я думала, что отвлекусь. Переключусь. Забуду на время, и выкину его из головы. Ну, сколько можно прокручивать в голове, все наши откровенные сцены.
Но я не могла.
Я постоянно была там. Где-то в облаках. Даже когда мы с отцом вели неспешную беседу, попевая вечером чай, одна часть моего сознания, была там, вместе с ним.
И меня это пугало.
Не хватало ещё влюбиться в мужчину, только потому, что он классно трахается. Ведь явно я для него очередное приключение. Это нужно понимать. Это нужно осознавать. Да и надо признать он совершенно не в моём вкусе.
Огромный, неотесанный, пошлый. Глаза холодные, пронзительные. Не могу ему не одного слова сказать против. А как он меня напугал, когда приревновал к бывшим.
У меня тут же похолодели руки, при воспоминании, сколько ярости и гнева было в его глазах. А по сути какое он имеет право на меня?
Никакого.
Также как и я на него.
Но представлять его с другой женщиной,
Может, стоит прекратить всё это, пока не поздно, или наоборот развить. Вот только захочет ли он?
На свидание позвал. Может он хочет как раз развития отношений? А спрашивать напрямую, мне как-то не хотелось. Не смогу стерпеть унижения, если он рассмеётся, и снова уничижительно будет называть сладкой дырочкой.
Через два дня вернулась в пустую квартиру, и здесь ещё витал его горьковатый аромат. И почему-то на душе стало тоже горько от одиночества.
Раньше я не тяготилась им. Раньше я им наслаждалась. Была независима. Сама по себе. Никто не определял, когда мне есть и спать, и что делать. Но теперь, мне хотелось открыть дверь и понять, что меня ждут.
Но я очутилась в пустой и холодной квартире. Поставила дорожную сумку у порога и прошла сразу на кухню, включила кофеварку. У отца только растворимый, и хотелось отведать настоящий насыщенный вкус. Разделась и побрела в душ. Встала под горячие струи, которые мигом выбили из меня всё меланхолию. Медленно, но верно зарядили энергией. И уже выходя из душа, я прикидывала, чем бы заняться, если в ближайшие пару часов не состоится обещанное свидание. Впереди ещё полдня. Надо сходить по магазинам. И заехать в пару книжных, посмотреть на вышедшие новинки, многие авторы любят выпускать релизы, под новый год.
Мои размышления прерывает звонок в дверь. Сердце встрепенулось, дыхание участилось. Я запахнула плотнее белый махровый халат, откинула влажные волосы на спину, и подошла к двери. И замерла.
Я знаю, что это он.
А он наверняка знает, что я дома, машина стоит во дворе, свет горит в прихожей.
Хочу ли я впустить его, чтобы дальше всё закрутилось, заискрило.
Хочу. Но почему-то медлю. Положила руку на замок и замираю. Ещё один звонок. Щелкает замок, и я открываю дверь.
На пороге стоит Матвей. Опять с цветами, на этот раз лиловые гиацинты, и белые гортензии.
Красиво и трогательно. И я улыбаюсь, глядя на букет, и перевожу взгляд на его лицо.
— Как красиво! — вырывается у меня.
Матвей заходит и прежде, чем вручить букет, сжимает меня в объятьях, и я пищу, когда холодные пальцы забираются на шею.
— Я же слышал, как ты подошла. Чего не открывала? — склоняется ко мне.
Так это месть?
— Решала, смогу ли выжить после очередной ночи с тобой! — фыркаю я, и, вывернувшись из объятий, забираю букет.
Он довольно хмыкает, и скидывает ботинки и пуховик, остаётся в свитере, и плотных спортивных штанах.
— Теперь не жди пощады, — грозит он, — я затрахаю тебя до смерти!
И догнав, прихватывает меня за зад, ткнувшись пахом.
— Ты вроде свидание обещал, — я прижалась и замерла.
Чувствую большое сильное тело позади. Руки у меня на талии, и вдавливают в себя. Аромат его накрывает, не даёт дышать. Думать не даёт, не о чем. Только ожидание дальнейших действий. Я сжимаю букет. Он сжимает меня. Какая же я порочная. Мне ничего не надо, все мысли только обо одном. Все мои метания, напрочь улетают из головы.