Неженка
Шрифт:
— Давай я помогу, их нужно плотно зашнуровать, — Матвей снимает мои ботинки, потом одевает белые коньки.
— А размер? — удивляюсь я. — Как ты узнал мой размер?
Он усмехается и снисходительно смотрит на меня снизу вверх, продолжая шнуровать мои коньки.
— Что тут знать, Неженка, — и он поднимает один из моих ботинок, на язычке которого красуется размерная таблица, и выделена цифра 37.
— Шерлок Холмс, блин, — ворчу я.
Нервничаю. Не люблю когда что-то не умею. А кататься на коньках я не умею.
Сижу, жду,
— Ну, ну! — шепчет эта сволочь. — Чуть позже, Неженка!
Пытаюсь оттолкнуться от него, но тут, же теряю равновесие, и вцепляюсь в его руку. Он откровенно наслаждается тем, что я без него не могу и шагу ступить, а я злюсь. Снова делаю попытку отлипнуть от него.
— Просто иди, — командует он.
Я делаю шаг, второй и с его помощью мы выбираемся на лёд, на котором ещё страшнее.
Я осматриваюсь. Сколько народу. Кого только нет, и дети и взрослые. Кто просто скользит, кто выполняет фигуры, есть такие как я, стоящие в ужасе и боящиеся сделать шаг.
Матвей ловко прокатывается, и встаёт впереди, берёт меня за обе руки и тянет на себя.
— Просто сделай шаг, — говорит он.
— Я не могу!
— Можешь, — Матвей тянет меня, а себя, — просто двигай ногой!
Я злюсь на него, но рук не отнимаю, потому что тогда вообще никакой опоры не останется.
— Давай, Неженка! — как всегда в свое манере командует Матвей. — Сделай это для меня!
И я собираю всё свою храбрость и скольжу ногой вперед, потом другой, и у меня что-то начинает даже получатся, пока один из коньков, не скользит дальше, чем нужно, и я падаю назад. Ну, почти падаю. Матвей успевает меня подхватить, и ставит на место.
— Ещё раз! — прошу я, и его лицо расплетается в улыбке.
— Конечно, Неженка, наслаждайся!
И мы снова встаём в сцепку. Он тянет и поддерживает меня, и мы как улитки плетёмся среди снующих людей.
— А ты откуда так умеешь кататься на коньках? — я завистливо смотрю, как он ловко рисует ногами восьмёрки.
— Я профессионально занимался хоккеем, — отвечает Матвей, — до армии.
— А потом?
— А потом… — повторил он, видимо, подбирал слова, — свернула моя дорожка не туда!
— Ну да я помню «Бурная молодость»! — я неуклюже переставляю ноги, и даже качусь.
— Ага! — кивает он. — И мотала меня та дорога. Почти десять лет! Где мозги были?
Я удивлённая его тоном, подняла на него глаза. Но он не смотрел на меня.
— Матвей, а ты был женат? — зачем спросила, сама не знаю.
Он заломил бровь, рассматривает с интересом.
— Мне просто интересно, — поспешно добавила я, — не хочешь не отвечай. Просто ты сказал, что не женат…
— Нет, Неженка, я не был женат.
— Но почему?
— Ну, сказал же, тебя ждал! — на лице расцвела усмешка.
— Да иди ты! — обиделась я, и толкнула его, а в итоге
— Матвей! — завопила я.
— Ничего не слышу, Неженка! Ты меня послала! — он самодовольно наблюдал за тем, как я барахтаюсь и отъезжаю от него всё дальше.
— Матвей! — снова позвала я его, и двинула ногой, желая остановиться. Конёк скользнул в сторону, одна нога подбила другую, и я упала на коленки, а потом и на бок.
Больно!
Он тут же подкатил, опустился рядом и усадил к себе на колени.
— Ну что же ты такая неуклюжая! — посетовал он, стряхивая с меня снег.
— Ай, больно! — пискнула я.
Он снял перчатки и чувствительно прошелся по моим коленкам.
— Ай! — опять пожаловалась я.
— Всё нормально, переломов и вывихов нет! Вставай! — и потянул меня наверх.
— Конечно, нормально! — насупилась я. — Сперва стоял, наблюдал, как я падаю, а теперь забеспокоился! В следующий раз петь будем, и посмотрим, кому нормально будет! — фыркнула я.
— Почему петь? — рассмеялся Матвей.
— А я в хор ходила, коль мы выпендриваемся своими увлечениями!
Он рассмеялся ещё сильнее, и, не удержавшись, поскользнулся и упал, да так феерично, загремел на спину, что я поняла, что отомщена. Я подкралась и завалилась на него сверху, заглянула в глаза.
— Больно? — спросила я.
— Больно! Поцелуешь? — обнял меня.
— Ты же меня не целовал, только издевался.
— Ну, ты же милосерднее меня, Неженка, — Матвей прижался холодными губами к моим.
Приятный, лёгкий, нежный поцелуй. Забыла совершенно, где мы находимся, как издалека долетала музыка и сотни разных голосов. Мы лежали и целовались на льду.
Вот по ходу и обещанная романтика!
* * *
После катка Матвей отвёз Любу в ближайшее кафе, где они заказали горячий кофе и тирамису.
Она что-то рассказывала о своей работе, про командировку в Париж, а Матвей слушал её в пол уха. Он думал, о том, что Неженка его удивила. Она оказывается остроумная и весёлая. Каждый раз, заводя любой разговор, они находили точки соприкосновения, пусть даже это были подколы и шутки, или его пошлые намёки. Всё равно было интересно.
Он смотрел на неё, и не мог наглядеться. Она была очаровательна. Она была хороша. С раскрасневшимся щечками с мороза, и припухшими губами, после сотни, наверное, поцелуев на улице. Глаза глубокие, зелёные. Так и манят его. Темные волосы вьющимися прядями лежали на плечах. Она обхватила озябшими руками высокую чашку с горячим кофе, грелась.
Эти два дня прошли, словно в бреду для него. Он реально считал минуты до их встречи. Он заставил себя заняться делами, но только бездумно таращился, то в монитор компа, то в бумаги. Психанул, пошёл в спортзал. Набивал грушу так, что та не выдержала и лопнула. А дома так вообще взвыл, ходя из угла в угол. Потом колесил по городу, не зная куда приткнуться.