Неживая вода
Шрифт:
— Дай только мне с силами собраться, я и баню тебе покрою, — пообещал он. — Я ведь плотник, а банька у тебя, прямо скажем, спустя рукава сделана.
Ведьма рассмеялась, и серебряное монисто на ее шее зазвенело.
— Уж как смогли, — лукаво произнесла она. — Кто делал, тот плотницкому ремеслу не обучен. Да и за старание ему спасибо. А тебе — за добрые помыслы. Только не шибко усердствуй, и сарайчика этого сторонись.
— Что ж такого у тебя там спрятано, что ты к нему дорогу забыла? — спросил Игнат.
Ведьма усмехнулась снова.
— Много
"А чья?" — хотел спросить Игнат, но вовремя прикусил язык.
Вспомнились слова Витольда: "она многое знает, даром, что с нечистым водится…"
— Что ж ты больше не спрашиваешь у меня ничего? — словно прочитав его мысли, осведомилась ведьма. — Неужто не любопытно?
— Будет с меня, — спокойно ответил Игнат. — Чай, не девка, чтобы из-за праздного любопытства хозяйские запреты нарушать. Ведь в чужой монастырь со своим уставом не суются.
— И верно говоришь! — расхохоталась ведьма. — Не люблю я, чтобы из моей избы сор выносили. Но что за воротами видел — об этом спрашивать можешь.
Игнату показалось, словно по его позвоночнику от затылка до поясницы прокатилась горячая волна. Рубец на спине заныл, и, вторя ему, заныло и сердце.
— Хотел я кое о чем спросить, — медленно заговорил он, с трудом подбирая слова. — Да только не знаю, сказка ли это, а, может, правда…
Он вздохнул, пугливо оглянулся через плечо в сторону ворот — показалось, в пустых глазницах волчьих голов сверкнули красные уголья, а мертвые уши навострились, вслушиваясь в тихие Игнатовы слова.
— Слух о тебе идет, как о женщине знающей да мудрой, — продолжил он. — Так скажи мне, есть ли на свете такая живая вода, которая может мертвого воскресить? И есть ли вода мертвая, которая все телесные раны исцеляет, а мятежной душе покой дает?
Сказал — и затаил дыхание. И весь мир вокруг замер — даже ветер улегся, и хвойные иглы перестали осыпаться с высохших ветвей.
— Слыхала я о таком диве, — задумчиво ответила ведьма. — Да только в руках не держала, и где найти — мне неведомо.
Игнат вздохнул разочарованно, и лес отмер тоже — застрекотала вдалеке сорока, под крышей избы затренькали по жестянке первые весенние капли.
— Откуда ты об этом узнал, и для чего понадобилось? — в свою очередь поинтересовалась ведьма. — Никак, мертвых оживлять собрался?
— Может, и собрался, — осторожно ответил парень. — Обещали мне, что коли найду мертвую воду, вернут мою Званку…
— Кто ж обещал тебе такое?
— Навь, — опустив голову, прошептал Игнат. В глазах защипало, и он украдкой утер их варежкой.
На некоторое время воцарилось молчанье. Игнат стоял, понурив голову, обеими руками крепко сжимая лопату, которой до этого раскидывал подтаявший снег. Молчала и ведьма, задумчиво накручивая на пальцы льняные локоны.
— Не та ли навь, что на твоей спине метку оставила? — наконец, спросила она.
— Чужими руками
Ведьма помолчала снова, подумала, потом сказала:
— С огнем ты играешь. Призываешь беду на свою голову. Понимаешь ли это?
— Понимаю…
— А раз понимаешь, то и не связывайся с тем, с чем справиться потом не сможешь, — строго ответила ведьма. — Вот тебе еще один мой запрет, он же и совет: не ходи к воротам, покуда положенное время не пройдет. Мало ли какой нечисти по лесу бродит да к чистым душам липнет. Не нужно тебе это. Забудь.
На это Игнат не нашелся, что сказать, и промолчал. Но к воротам ходить не перестал.
Не перестал он интересоваться и заброшенным сараем во дворе, несмотря на данное ведьме обещание. Какая-то неведомая сила, будто магнитом, тянула его туда. А, может, подталкивала его в спину призрачная Званка, и рубцы от ее прикосновений начинали зудеть и ныть.
Еще через несколько дней зима окончательно сдала свои позиции, и снег во дворе стал темным и рыхлым. Стягивающая его ледяная корочка таяла к обеду, и время от времени облака истончались настолько, что сквозь них просачивалось теплое золотистое свечение. Тогда весь лес наполнялся шорохом, темная хвоя приобретала насыщенный медный окрас, и ветер приносил с собой запахи прелости и тепла.
"Скоро полетит с востока вещая птица и приведет за собой весеннюю бурю", — подумал Игнат.
Марьяна тоже смотрела веселее, и уже не пожимала губы всякий раз, когда Игнату приходила нужда выйти во двор. Да и к ведьме она относилась куда теплее прежнего, может, привыкла, а, может, чуяла скорое расставание.
— Вот приедет Витольд, — говорила она, — и отвезет нас в ближайшую деревню. А там, Игнатка, заберу я тебя с собой, в Новую Плиску. Надо будет — помощи у родных попрошу. Да и хорошие плотники всюду востребованы, как-нибудь да проживем…
"Проживем", — именно так и говорила она, постреливая на Игната прежними лукавыми глазами. А он улыбался в ответ и со всем соглашался. Хорошая она была — Марьяна. Руки — заботливые да ловкие. Лицо — светлое, не замутненное тоской или гневом. Спокойствием и домашним уютом веяло от нее, и, помогая девушке составлять целебные мази или готовить отвары, Игнат думал:
'А, может, и впрямь уехать? Разрезал егерский нож мою жизнь, и ту, былую, запятнанную кровью и тьмой, забыть да бросить, да и начать с нового лоскута…'
Но червячок беспокойства продолжал время от времени подтачивать изнутри, пока не представился подходящий случай.
После полудня Игнат вышел за дровами — всю тяжелую работу он предпочитал делать теперь самостоятельно: швы со спины были давно сняты, а раны зарубцевались настолько, чтобы не бояться больше разрыва тканей. Уже подойдя к лестнице, Игнат услышал за спиной грохот и краем глаза смог уловить, как с крыши сарайчика соскользнула тяжелая снежная лавина, увлекая за собой добрый кусок жестянки.