Нежное укрощение ярости
Шрифт:
Она догнала его и потянула за рубашку. Яр отмахнулся от нее так, что ей чуть хорошенько не прилетело. Он явно уже не разбирал ни друзей, ни врагов. Наверное, сейчас всех считал врагами.
Кристина больше не делала попыток остановить его. Марго тоже не решалась, и они семенили за Яром и Глебом.
Яр потащил Глеба по трапу к пирсу. Тот ничего не мог поделать, а если пытался сопротивляться, тут же получал по ребрам.
Они сошли на берег, Яр ударил Глеба в солнечное сплетение и потащил в воду.
Мы с Кристиной переглянулись и бросились
И тем самым погубить и себя.
В каюте я видела перемену на его лице, от внезапной легкости после откровений Глеба до вновь нахлынувшей на него тьмы. Он не видел для себя просвета. И видимо, решил погубить и себя тоже.
Мы с Кристиной уже шли по берегу, ноги скользили по прибрежным камням. Недолго думая, я бросилась в воду. Берег был пологим, но дно каменистым, идти было тяжело. Кристина рассекала воду рядом.
И если Яр стоял на своих двоих на глубине, даже высокой Кристине не хватало роста, мне и подавно. Нам пришлось плыть.
Кристина схватила Яр за плечи.
— Яр, остановись, что ты делаешь? — пыталась она хоть как-то его уговорить.
Он снова отмахнулся от нее. И хорошо, что дело происходило в воде и отмахнуться как следует у него не вышло. Иначе, Кристине был точно не поздоровилось.
Но это дало передышку Глеба. На поверхности воды показалась его голова. Он захлебывался, в ужасе вытаращив глаза.
— Ты думал, что просто выплеснешь на нас свой яд, гнида, и пойдешь себе жить дальше? Ты полагаешь, что то, за что меня боятся, это лишь иллюзия и тебя не затронет? Или ты думал, что можешь не отвечать за свои слова? Ну нет, дружище, ты ответишь по полной, — говорил Яр, глядя в наполненные ужасом глаза Глеба.
Бывает такой момент в жизни, когда все бурные события, люди, слова, время вдруг замирают, и ты попадаешь в тишину. Река не течет. Никто не кричит и не бежит с пирса сюда. Я смотрю на Яра. И в этот застывший миг внезапно сходятся в одну яркую точку все линии. Пока я мучалась своей неуверенностью, пока я страдала от перепадов состояний Яра, все было так, как я и подумать не могла. Он уничтожал себя чувством вины, он не позволял себе жить дальше. Хотел, но не думал, что не имеет права. Не он мучил меня, а мое появление в его жизни мучило его. Это не я была не его поля ягода, а он считал себя недостойным меня.
Как только я это осознала, снова зашумела река, кричала Кристина, бежали люди. Но я уже знала, что делать.
Я подплыла к Яру, обняла сзади за плечи и как могла спокойнее, учитывая происходящий кошмар, сказала ему на самое ухо:
— Отпусти его, хороший мой. Слышишь? Я люблю тебя. Я очень сильно люблю тебя.
Яр ослабил хватку. Наверное, от изумления. Глеб вынырнул, но Яр его не отпускал. Глеб держался обеими руками за руку Яра, державшую его за горло.
Я продолжала говорить:
— Да, я люблю тебя, — я обняла его сзади за шею. — И ты должен быть со мной. Мы должны
Яр еще держал Глеба за горло, но уже не так сильно сдавливал.
— Он же хотел тебя сгубить, так и сгубит, если ты не остановишься, — продолжала я. — Тебя посадят и посадят надолго. Он добьется своего даже таким образом. А я не смогу без тебя. Марат не сможет без тебя. Ты погубишь не только себя, но и меня, и сына. Не хочешь ради себя, сделай ради меня и Марата. Я люблю тебя, слышишь? Люблю, сумасшедший ты мой. Люблю, хочешь ты этого или нет.
Яр отпустил Глеба. Тот отплыл в сторону и погреб к берегу, где его уже ждали ребята Яра.
— Греби отсюда, Ихтиандр х…, — матюкнулась Кристина и сама поплыла к берегу.
Меня почему-то это рассмешило. Ну, никак не шла нецензурная лексика элегантной и утонченной Кристине. Хотя сейчас, мокрая растрепанная, отфыркивающая воду Кристина больше была похожа на не очень-то элегантную кошку, которую зачем-то бросили в воду.
Яр повернулся ко мне и обхватил меня за талию. Я обвила ногами его мощное тело. Он смотрел мне в глаза и улыбался. Мы с ним мгновенно забыли о Глебе.
— Любишь? — спросил он меня. — Правда, любишь, такого вот?
— Очень люблю, зверюга ненормальный, — я наконец-то назвала его зверюгой вслух.
— И я люблю тебя, Марго Луговая — ромашка полевая.
Это был самый долгий и самый жаркий поцелуй, который только может быть. Мы не могли оторваться друг от друга. И так и стояли в воде. И простояли бы целую вечность. И целую вечность длился бы этот поцелуй.
Я растворилась в этом поцелуе. Растворилась в моем любимом мужчине без остатка, а он растворился во мне.
«Наверное, так мужчина и женщина становятся одним целым», — промелькнуло у меня в голове.
Он крепко прижимал меня к себе. Я держалась за него руками и ногами. Он подхватил меня под попу, и мы все на выходили из воды. Будто наслаждались тем, что река уносит течением нас прежних. Уносит все невзгоды, мое дурацкое прошлое и тяжелое прошлое Яра. Обиды и болючие воспоминания. Лишних людей и людей, которые ушли сами, по своему желанию или из-за трагедии.
Я знала, что Яр чувствует то же, что и я. Просто знала и все. Знала, что через меня он сейчас освобождается от всего, что держало его в клетке и от всего, что в эту клетку его загоняло. Мы с ним, словно одержали саму большую победу — победу над самими собой.
Казалось, ничто сейчас нас не заставит оторваться друг от друга.
Но у вселенной на этот счет было другое мнение.
— Марго! — услышала я истошный крик Любы. — Марго! — она бежала по палубе к трапу и размахивала руками, как какая-то бешеная перепуганная птица крыльями.
Я посмотрела на Яра. Он посмотрел на меня и нахмурился.
— Марго! Беда! Вылезай оттуда скорее, беда! — кричала Люба.
Глава 35. Стальная стрекоза