Нежность августовской ночи
Шрифт:
– Ластик, можно тебя на минутку? – отозвал друга в сторону Толик. Они переговорили о чем-то, потом вернулись к столу.
– Так что же делать? – удивленно переспросила Евгения. – Получается безвыходное положение…
– Все-таки будем реконструировать, – мягко произнес Толик.
– Конечно! – обрадовалась Евгения. – Такой чудесный дом! И неважно, что дорого восстанавливать… Ты же сказал, Толик, что все окупится?
– Мама считает, что, если вкладываться в реконструкцию, – не окупится. Поэтому не дает денег. Хочет продать здание тому, у кого есть
– А еще там сложная геологическая ситуация, – добавил Ластик, разглядывая свои руки. – Мы, собственно, это и хотели обсудить сегодня с Толькой…
– Обсуждайте, конечно, не буду вам мешать! – Евгения демонстративно занялась салатом из водорослей.
Ластик помялся, откровенно смущаясь ее присутствием, потом начал рассказывать Толику об инженерных коммуникациях, электромощностях и тех проблемах, которые связаны с близостью двух рек – ведь Солнечный остров располагался между водными потоками. Дом, планируемый под клуб, стоял в очень неудобном месте…
Евгении эти подробности были уже неинтересны – в инженерном деле она не разбиралась. Суть она поняла. Толику нужны средства на реконструкцию здания, а Вера Артамоновна деньги давать отказалась.
«Зачем ему этот клуб? – размышляла Евгения, разгребая водоросли у себя на тарелке. – Хочет осчастливить тысячи одиноких сердец? Но проблема одиночества не решится походом в клуб… Это глупо! Работать надо. Учиться. Творить! Если человек неприкаян, не умеет общаться с другими людьми, то никакой клуб ему не поможет. А, я знаю, в чем дело! – пришла ей в голову новая мысль. – Толик хочет осчастливить людей. Хочет, чтобы его любили и были ему благодарны! Если б он жаждал денег заработать, он придумал бы что-нибудь полегче… Но клуб одиноких сердец – это очень симптоматично. Потому что он сам – одинокое сердце. Причем Толик одинок из-за того, что других людей не воспринимает. Они ему неинтересны. Он не может, не умеет любить, а хочет лишь одного – чтобы любили его… Господи, но это глупо – в тридцать лет все еще страдать какими-то подростковыми комплексами!»
Евгении хотелось озвучить свои мысли, но она понимала, что бывший муж опять обидится.
Она дала себе установку вытерпеть весь этот вечер до конца и вернуть себе «лейку».
– …в общем, я бы еще там все посмотрел. Что можно сделать, что нет… – закончил свою речь Ластик.
– Без проблем. Я еще с одним мужиком говорил, с диггером… Так вот, расширение подвала и строительство подземного гаража повлекут еще проблемы… Стены могут обрушиться к чертовой матери… – с досадой произнес Толик. Он был по-прежнему возбужден. – Эх, мозг у меня закипает, Женька… Ластик, спасибо, еще встретимся.
Ластик раскланялся и ушел, сутулясь и загребая ногами.
Евгения проводила его взглядом. «Два приятеля… Дружат с детства. Один не может без другого. Ластик хочет быть нужным кому-то, Толик хочет, чтобы кто-нибудь им восхищался…»
– Вот теперь я освободился наконец… –
Возвращаться на Солнечный остров Евгении совсем не хотелось. Было поздно, она устала. Устала физически и морально – от общения с бывшим мужем. Но «лейка»…
– Хорошо, съездим, – согласилась она.
…Ночь, свет прожекторов (неподалеку была стройка, вся освещенная), черные тени стелились по земле. Тепло, несмотря на конец августа. Запах речной воды, тишина. Лишь изредка вдоль набережной проезжала какая-нибудь машина.
Двор старого особняка был засыпан кирпичом и прочим строительным мусором.
– Дай руку… – Толик протянул Евгении ладонь. – Здание в стиле модерн… Начало двадцатого века.
– Очень красивое, – кивнула Евгения, глядя на обшарпанные стены, остатки мозаики между пустых оконных проемов. Там, в окнах, и пряталась чернота. Страшная, загадочная. – Я его столько раз уже сфотографировала…
– Ты знаешь его историю?
– Нет.
– Что ты… у этого дома своя легенда. Мне ее один дядька рассказал, диггер. Он тут все время ошивается, в музее Тыклера постоянно торчит.
– Аким Петров? О да, известная личность! – засмеялась Евгения.
– Его многие за клоуна принимают, за сказочника… Но он совсем непрост, умный дядька. Петров хорошо знает историю Москвы. Так вот, оказывается, этот дом строил один купец-мильонщик, лет сто назад. Купец очень любил свою жену, а она была ему неверна. Он убил изменницу и замуровал тело где-то в доме, который еще достраивали… Купца судили, но посадить не смогли – его защищал известный в то время адвокат. После революции тут контора какая-то была, потом обычный жилой дом… Но, говорят, жильцы часто видели призрак женщины.
– Ужас какой… – пробормотала Евгения, глядя на черные окна, и шагнула к стене. Провела по шершавым кирпичам рукой. В свете прожекторов было видно каждую трещинку. – Послушай, Толик, тебе не страшно открывать клуб в таком месте? А вдруг это отпугнет людей?
– Наоборот. Я изучал общественное мнение. Если есть легенда – это хорошо. Несчастная женщина, убитая из ревности… Самое оно для клуба одиноких сердец!
– Тебе виднее… – пробормотала Евгения.
Толик притянул ее к себе, обнял.
– Женька… Женька, какие ж мы с тобой дураки! – с тоской произнес он и поцеловал ее. Евгения даже оттолкнуть его не смогла – так она была удивлена и шокирована. Откуда столько нежности? Впрочем, ее бывший муж всегда отличался пылкостью. Легко терял голову, но так же легко охладевал. (Такие перепады настроения очень утомляли Евгению.)
– Что ты делаешь? А как же Ася? – мрачно напомнила она.
– При чем тут Ася? Мы с тобой столько лет были вместе… Неужели ты ни о чем не жалеешь, не вспоминаешь обо мне? – Он опять поцеловал ее.