Нежность к мертвым

Данишевский Илья

он приходит в себя…

…Принц. Багет.

Куклы упали на пол лицом вниз. Старик раскидал их по-

всюду, и теперь они замерли, как мертвецы. Показалось, что

старик Акибот — врач, потерявший в морге обручальное коль-

цо; и теперь все трупы лежат на полу, а ищущий плачет и

бьется о кирпичную стену, потому что памятная вещь закати-

лась в толстую, шириной с палец, щель на стене. Ян никогда не

видел этой щели; в сизом сигарном дыме кажется,

что старик

замер перед сокровенной дверью, и пытается ее открыть, но

пальцы никак не могут найти потаенный механизм. Он засовы-

вает мизинец в круглую щель, пытается вынуть его, на пару

мгновений тот застревает, а затем окровавленный мизинец

вновь предстает взору. Акибот что-то болезненно шепчет, а

затем в слезах бьет железным каблуком ботинка по лицу бли-

жайшей куклы. То трескается; голова отлетает от деревянной

шеи и катится к ногам Яна Гамсуна; тот инстинктивно подни-

мает ее и смотрит в трещины, разошедшиеся по щекам. Нико-

гда прежде Ян не видел в деревянных лицах столько боли.

Вновь запустив в щель палец, Акибот смазывает таинст-

венную дверь кровью. А затем, усевшись на пол, начинает выть.

…на пару мгновений Яну показалось, что с другой стороны

кирпичной кладки он видит свет, тот проходит сквозь круглую

147

Илья Данишевский

щель: тусклый и белый свет; будто старый маяк заложили кир-

пичом, но тот все еще продолжает светить; будто маяк никогда

не умирал, а его просто заложили кирпичом.

– Видишь? — наконец, спросил Акибот. Кажется, он при-

шел в себя; подняв тело с пола, переполз на продавленную

кушетку и затравленно посмотрел в глаза Яна Гамсуна. — ви-

дишь эту проклятую дверь? Видишь! А никто другой не видит!

Говорят, старик Акибот потерял зрение, говорят, что двери нет!

Но она есть!

– Откуда…?

– Не знаю. Она была не всегда. Просто появилась одной

ночью. Меня это мало волновало, но последнее время я только

и думал, что об этой двери. Я просыпался от того, что она

звала меня. Дверь хотела, чтобы ее открыли. Но она не подда-

ется. Ян?

…теперь стало ясно, почему куклы всегда стояли лицом к

стене. Спятивший старик думал, будто множество крошечных

пальцев найдут тайную панель, и комната явит себе миру. Так?

– Ян?!

– Да.

– Ты уснул или спятил, – улыбнулся старик, – уснул или

спятил, точно тебе говорю. Хотя это одно и то же.

– Как дверь могла появиться просто так?

– Это Ваезжердек.

– Да, Ваезжердек, – кивнул Ян Гамсун. Ему вновь захоте-

лось

спать, и он знал, что если уснет, вновь ему будет сниться

тело матери. Ему будет сниться, как он лежит рядом с ее тру-

пом в заколоченной комнате. Не этой ли комнате старика Аки-

бота? Не здесь ли его нашел старик Акибот, нашел, а затем

заложил труп его матушки кирпичами, со временем забыл об

этом, и теперь жаждет узнать, что находиться в этой могиле?

Единственное, что знал о своей матери Ян Гамсун, так это

то, что она — была знатной шлюхой. Королевой или даже Бо-

гиней всех шалав Ваезжердека. Была, а затем исчезла, оставив

новорожденного сына кукольнику Акиботу.

Только однажды Акибот сказал «она была хороша; столь

познана мужчинами, что, конечно, не могла иметь от них детей;

и поэтому однажды она сошла в море, и призналась, что ей

овладел дельфин, а после этого твоя матушка сразу испытала

недомогание и поняла, что от этого белого дельфина ей сужде-

148

Нежность к мертвым

но родиться мальчика; этим мальчиком, конечно же, стал ты,

Ян», но стоило ли это даже вспоминать, коль уж старый ку-

кольник возомнил, будто в его комнате внезапно появилась

таинственная дверь, издающая по ночам призывные стоны.

Гамсун услышал, как Белинда проснулась и прошлепала

босоного к дочерям, живущим вместе с другими шлюхами, на

первом этаже. И когда дом вновь умолк, сказал:

– Почему просто не сломать эту стену?

– Надо играть по правилам.

– Чьим?

– Принца, конечно, – улыбнулся старик, – ты разве не

знаешь?

– Чего?

– Что Ваезжердек построили на костях королевской ар-

мии. Говорят, сам принц с церковной проповедью прошелся по

этим местам, и смрад древних улиц задушил и его, и его ар-

мию. С тех пор улица любит принимать его форму; ужасную

форму. Представь себе голубокрового юношу, обученного бе-

лошвейками и придворными шлюхами… что он испытал, уви-

дев улицы нижнего города? Смрад сковал его горло, ужас за-

ставил его кожу кровоточить, и он упал в канаву, где задохнул-

ся вместе со всей своей армией служек и церковников. А но-

вый Ваезжердек построили прямо поверх этой гнили, и улица

все еще любит шутить над телом принца, принимая его форму.

И если улица играет с нами, она хочет, чтобы мы играли по

правилам.

– И каковы правила?