Нежность к мертвым
Шрифт:
сна, но нет, и Ваезжердек так и остался — и останется до Зимнего
Луностояния — очагом неистового рукоблудия, сомнамбулического
поиска взаимной любви и тошнотворной печали.
138
Нежность к мертвым
темнота; он дергает ее пальцами, и нога матери мягкая, вце-
пившись ей в кость, Ян плачет. В своем обмороке на мансарде,
он причитает и зовет свет маяка;
комнате, исчезает, делает свой круг, и вновь пляшет по заячьей
губе.
Луч заставляет старую кровь на полу блестеть. И в центре
этой крови высвечивает железо. Едва приоткрыв глаза, Ян
наблюдает, как что-то блестит посреди мансарды. Прижав к
животу ладонь, он ощущает теплые ребра, и урчание кошмара.
Тот бьет ногами; тот почти появился на свет. Луча маяка уже
нет; толстое стекло разбили железными палками, и оно оскол-
ками осыпалось вниз; маяк уже мертв, но, кажется, его свет
только что был в этой комнате… голод заставил Яна встать.
Кажется, он не ел несколько суток, хотя, конечно, в этой тем-
ноте не могло пройти и более двух дней. За стеной резал кукол
обезумевший старик. Того зовут Акибот; старина Акибот с
вытравленной на плече русалкой; у той раскосые глаза, и ниже
мохнатого паха член якорем; Акибот делает кукол, и сдает Ян
Гамсуну старую мансарду, а нижние этажи — проституткам
мамаши ***; в доме часто стоит кутерьма, в доме постоянно все
слышно, а особенно то, что не хочется слышать, и поэтому Ян
уверен, что не мог проспать более двух дней; эти девицы из 4 и
6 комнаты стали звучать под клиентами громче и жутче с тех
пор, как зло поселилось на этих улицах. Они звали его; и хоте-
ли умереть; хотели в каждом клиенте найти свою смерть, а по
ночам, или лежа под моряками, которые слишком трусливы,
чтобы утолить мортиро путан, мечтают о смерти. Им видится
лунный серп, входящий в шею, и выходящей с другой ее сто-
роны; невидимые нити, вздергивающие два окончания этого
серпа к небу; и мечтают дергаться на этих нитках, как куклы
старины Акибота; эта жизнь встала им посреди горла, и они бы
хотели, чтобы лунный серп распорол это, обезумевшее от за-
стрявшего в нем, горло, и выпустил ЭТО; и чтобы ОНО стекло
по шее, к обвисшей груди, и капало на город с пяток, когда
тело вздернется к небу на невидимых нитях. Ян знал, как они
хотят смерти.
Гамсуну, когда он приблизился к предсердию комнаты,
вновь показалось, что на красных досках что-то лежит; будто
аорта выпирает и усердно кажет, как в ней урчит кровь. Но Ян
отходит подальше; хрустит
139
Илья Данишевский
уже протирает глаза, чтобы наваждение растворилось, в комна-
те Акибота. Не утружденная приличьями, Селина накинула
пиджак кукольника на голое тело. Припав к столу, она смотре-
ла сквозь наполненную сигаретным дымом комнату, чтобы
отыскать в этом дыме самого Акибота. Ян не раз видел, слы-
шал и чувствовал Селину; ей было двадцать, и от чахотки она
заходилась кашлем по ночам так, что ее шлюха потеряла в цене
и теперь едва сводила концы с концами. На ее правой груди
была большая расплывчатая родинка, похожая на остров по-
среди белой кожи, и, заходясь кашлем, Селина до сих пор ве-
рила, что это — карта; и на карте указано родинкой сокровище.
Она рассказывала это на каждом углу; не боялась, что кто-то с
нижних улиц срежет с нее кожу, и воспользуется этой кожей,
как картой; может, даже хотела такой участи. Или уплыть с
ним — волосы которого падают на загорелую грудь — за разби-
тый маяк, и чтобы его рука нежно отодвигала край платья,
пальцами по этой родинке, и, сверяясь с координатами, найти
обетованную землю. Но иногда ей снилось, что когда она роди-
лась, младенца принесли старику Акиботу, чтобы тот ножни-
цами рассек пуповину, а тот уронил на ее живот сигарету, и
так появилась «карта»; она просыпалась от кашля, от того, что
кровь наполняла легкие, пыталась откашлять бронхи, и вывер-
нуть посреди комнаты свое содержимое… но содержимого ни-
какого не находилось, и Селине от боли продолжало сниться,
что она выплевывает наружу себя-красную-внутреннюю, оста-
ваясь на старом матрасе собой истинной — лишь кожей без
содержимого, с вульгарной родинкой на правой груди.
Комната походила на морг. В дыму лица кукол очеловечи-
вались; Ян видел, как целый ряд кукол у дальней стены ощу-
пывает кирпич искусно сделанными пальцами. Они хотели
вырваться; проломиться наружу, но снаружи тоже ничего не
было; тихая улица погружена в ночь; но куклы не знали этого
и хотели сбежать; а старик Акибот не препятствовал их жела-
ниям.
– Как он выглядит? — спросил Ян у Селины. На кончиках
ее губ запеклась кровь, и поэтому он просто обязан был спро-
сить о ее сокровенном острове.
140
Нежность к мертвым
– Далеко… – улыбнулась она, – главное, он далеко. Вялый