Нежность к мертвым
Шрифт:
ной.
Лежа на своем матрасе, Гамсун думал, а стоит ли верить
этому имени, которое и не имя вовсе, а какая-то городская
легенда. Стоит ли произносить его и потакать моряку, или
кому-то подобному, кто хотел обрядить свою вонючую плоть в
одежду этой легенды. Но снова ему вспомнилось зрелище и
лицо убийцы, которое… которое! ОНО БЫЛО ТАК ЯРКО
ВИДНО, ЧТО НЕ БЫЛО СОМНЕНИЙ — ЕГО ВЫСВЕТИЛ
ИЗ ПУСТОТЫ ЛУЧ МАЯКА! Когда Ян вошел в комнату,
видел это лицо, и оно точно не принадлежало ни моряку, ни
даже человеку. Никто не наряжался легендой, сам Ваезжердек
этой густой ночью пришел призраком и сделал свое дело. Как
пес, верно и любя, за худым телом двигался луч маяка. И те-
перь стало ясно, что Он — возвращался, чтобы оставить ключ,
и именно поэтому Яну чудилось, что по его заячьей губе бегает
белый луч, что глаза реагируют на яркий свет маяка… в груди
что-то забилось; Гамсун сжался в углу комнаты, чтобы не
вспоминать, чтобы вновь не утонуть в своем ночном кошмаре.
Но не смог, и темная волна подхватила его, вынесла сквозь
западное окно, разбив его, и унося с собой по улице, заставило
протиснуться в узкий люк коллектора.
Яну виделось, что он плывет на спине. Так плывут мерт-
вые, из тел которых вышел воздух. Он подумал, почему Ваез-
жердек не утаскивает своих убитых именно так, если способен
повелевать костям сжаться и протиснуться в узкое перекрестье
канализационной решетки. А затем — зачем же? Зачем же са-
мой улице скрываться, не лучше ли показать свое господство
над теми, кто кашляет кровью, и теми, кто холеной поступью в
синих мундирах входит в его тенеты? Ян подумал (сильное
течение канализации ударило его о стену — тело ощутило боль
— прижало к ней, а затем перпендикулярный поток подхватил
его и понес дальше), что ОН — пришел смеяться; Ян попросил
143
Илья Данишевский
в темноту, чтобы ЭТОТ исцелил ему заячью губу, коль уж ОН
— ангел Ваезжердека; и тут же в его голове пронеслось, и это в
затопленные уши совершенно точно прошептал смрадный по-
ток — «Тише и никогда! Найди свои губы сам!» – а затем, не
успел Гамсун ничего ответить этому потоку, как вода отпусти-
ла его, и он вновь оказался в своей комнате.
Тело болело. Оно все еще помнило, как его ударило о кир-
пичную стену сводчатого коридора. На нем остались напоми-
нания об этом ударе. Ян ощутил, что губами сжал найденный
ключ, и в нем возгорелось то ужасающее воспоминание, как
толстый мужик засунул ему монету в рот; как однажды Ян
Гамсун будто бы смотрел на себя со стороны, и его второе
глядело в зеркало, а значит, в комнате единомоментно было
целых три Яна, и каждый из них держал в руках бритву и
желал перерезать себе горло — тогда только мысль «сколько
тел найдут, если Ян Гамсун разрежет себя? И кто из нас — кто
из нас троих? — испытает боль разошедшейся в стороны аор-
ты?» – остановило его.
Ян вынул ключ, и испытал тошноту.
Кошмар хотел его обратно; но Ян не хотел вновь тонуть.
Поэтому он быстро выбежал на улицу, чтобы вдохнуть Ваез-
жердек. Но ему не удалось вдохнуть улицы, потому что это
улица вдохнула его. Ян побежал, и ему показалось, что он за-
точенный внутри мертвеца, и идет от самого копчика куда-то к
изголовью этого лежащего ничком скелета. И он знал, где ока-
жется. Это изголовье было ему хорошо известно. Сквозь глаз-
ницы — видно море. Мертвенный свет звезд заиграл на хмурых
щеках Яна Гамсуна; и тот заплакал, припав к парапету. Вновь
ему захотелось упасть за борт, как хотелось в детстве; тогда
ему мешала твердая рука Акибота, воспитавшая Яна, будто
сына; а сейчас… а сейчас ему не мешало ничего, но будто бы
мешало. Он понял, что он такой же, как проститутки мамаши
***, не имеющие силы лишить себя жизни; и теперь он понял,
застывший и плачущий, почему дух Ваезжердека пришел. Вни-
зу море мрачно билось о камень, и Ян многое понял.
От этого стало еще дурнее, и он засунул два грязных паль-
ца себе в гортань, чтобы выпустить это наружу. Его начало
тошнить, а в глазах всплыл мальчонка, которого точно так же
тошнило с перепития и безумия, несколько лет назад. Ян на-
шел его у этого парапета и сделал своим любовником. Сейчас
144
Нежность к мертвым
ему хорошо помнилось, что единственной мыслью было недо-
верие, как этот тонкокостный выдерживает поцелуй заячьей
губой. И только сейчас Гамсун осознал, от чего истошно плачет
под мертвенным светом звезд: мальчика больше нет; того, кто
единственный без омерзения выдерживал поцелуй Яна —
больше нет; и от вида его мертвого тела храброго мужчину в
синем мундире тошнило так же, как тошнит сейчас Яна, как
тошнило самого этого мальчика несколько лет назад, когда он
понял, что вся его судьба — быть проституткой на Ваезжердеке.
Где-то очень далеко высился хрупкий стан маяка. Люди