Нежность к мертвым

Данишевский Илья

Братислава, 2002 год, он ощущает, как тонкое лезвие па-

рикмахера приводит в порядок встрепанные бакенбарды. Он

старается не думать ни о чем, лишь чувствовать тонкий нож на

бакенбардах. Потом он понимает, что не думать нельзя, и на-

чинает думать о том, какую книгу купить. Нужно что-то… что-

бы хотя бы сегодня мысли не заползи в гостиницу. Он остано-

вился в просторном номере с видом на заснеженную улицу, но

125

Илья Данишевский

это

не значило ничего. Ему нужна была книга, которая позво-

лит не осознавать, что это не значит ничего, или…

Ему нравилась Вирджиния Вулф. Кажется, он ощущал в

ней огромное горе. Джекоб Блём знал, что если сегодня будет

читать ее — утром уже не проснется. Тогда он вытянул сле-

дующую книгу, и уже хотел было вернуться к Вирджинии, но

нечто остановило его. В тихом зале медленно гасли лампы.

Девушка-продавец что-то сказала, но Джекоб не знал этого

языка, ему лишь показалось, что она говорит: мы закрываемся.

И поэтому гасли лампы. Он вернулся к книге, но девушка

снова что-то сказала. Тогда он оплатил и вышел в снег. И

только в своем холодном номере понял, что его вынудили ку-

пить. Что-то, допускающее, что «Лолита» Набокова — исповедь

Гумберта своему врачу; что-то допускающее и содержащее

ЭТО под своей обложкой, что врач отвечал Гумберту. Что все

это — взаправду и имеет значение.

Как и обычно, Джекоб боялся, что книга кончится плохо,

поэтому открыл последнюю страницу и начал читать с нее16.

Письмо лежало среди прочих других. Тесный пакет дружеских

посланий неявного содержания был перевязан зеленоватой

лентой. Едва уловимое прошлое пахло гвоздиками и этим сне-

гом. Я знал, что эти письма лежали спрятанными достаточно

долго. Их привезли в Словакию и оставили, чтобы они начали

пахнуть снегом. Выйдя на общий балкон, я ощущал этот же

запах. Вся Словакия пахла так, и пачка писем, которую я на-

шел в небольшой нише, спрятанной между пыльными полками

в чулане.

16 …PS: «Даже больше, Гумберт, ведь именно ты сделал ее Лоли-

той. В своем письме ты говоришь, что хотел съесть, хотел съесть ма-

ленькую Ло с потрохами, потому что она — Лолита, потому что ее имя

— как едва обжаренное мясо на языке — ты хотел съесть ее и не съел,

и оттого она умерла, но, Гумберт! Нет! Это не так. Даже больше,

Гумберт, ведь именно ты сделал ее Лолитой, именно ты заставил ее

умереть, потому что она стала Лолитой. Ты хотел съесть самого себя,

став жертвой губительной жажды зубов перемолоть собственные же

корни; ты боялся творения своих поцелуев, ты

хотел убрать его об-

ратно в гортань, и она умерла, потому как ты был слаб и не сделал

подобного»

126

Нежность к мертвым

Это было мое первое самостоятельное путешествие по Ев-

ропе. Меня слегка тревожило, что остальные успели познако-

миться еще в поезде, а я вновь опоздал. И они, сбившиеся

компаниями по три и четыре — пугали. Как темные тучи, еще

разорванные, говорят о грозе, они — говорили о чем-то. А еще

эти письма. Среди них не нашлось ничего, что могло объяснить

это чувство безраздельного ужаса. Оно поселилось внутри. Я

думал, что это — моя молчаливая влюбленность в бледную

девушку из девятого класса; подсознательное, что пока я здесь,

а она там, что-то случится. Но на самом деле мы даже не были

знакомы, и этот страх — что-то другое. «…когда ты говоришь,

будто слышишь в темноте ее кожу, ты говоришь о запахе или

ты наблюдаешь цвет? Когда ты говоришь, что в ней лежит

трансцендентальное зерно, правее сердца, и оно умирает от

старости — оправдываешь ли ты себя, Гумберт?»

Я слышал поезд и дремал. Иногда было не отличить сердца

от шума колес. Холодная струя воздуха упрямо бьет по лицу.

До меня долетело «Что-то не так?», – это лысеющий мужчина

спрашивал женщину. Его голос был высохшим и слишком

звонким. Он ехал научить своего сына кататься на лыжах. С

ними была женщина, с которой он – в разводе. Я не знал, едет

ли он именно затем, чтобы научить своего сына кататься, или

же внутри него были другие мысли. Мне казались, что были.

Они стояли за этим высохшим и звонким голосом.

За этим

«Что-то не так?»

все было совсем не так.

Засыпая, я слышал, как он повторил:

– Что-то не так?

– Что? — Джекоб уже почти заснул. Холодная Братислава

его утомила. Открывая дверь, он думал, просил ли не беспоко-

ить или нет, уместно ли нахамить этой даме с накрахмаленным

лицом, в накрахмаленном платье горничной. Она что-то сказа-

ла, но Джекоб плохо знал английский, а у нее был плохой

английский, но, наверное, она спрашивала, не дует ли из окна,

или что-то такое. Что-то неважное. Наверное, еще не слишком

поздно, просто уже стемнело по-зимнему, и Джекобу хочется

спать. Он пытался объясниться на пальцах, а когда она не по-

няла в пятый раз, что все хорошо, ему захотелось сказать прав-