Нежность к мертвым

Данишевский Илья

да Комбре.

121

Нежность к мертвым

Акт II.

Древо Клифот

Разомкнутый адресат и вдовами

пенящийся берег Рейна – вот от кого

я зачал – ту печаль|третий глаз,

обращенный в слепую зону

тот тотентанц и зельбцерштёрунг

тех детей и ту красоту – самоколесованных

посреди воздуха

Мейфлауэр рваные мачты протоки извилины дельты —

состоящие из моей

любви, составляющие мою любовь —

седьмой, восьмой и девятый

вал, безразличие, старость, майская ночь —

...где вся красота спит

в разуме омута в памяти и разумкнутости

шумит имя мое из чужого рта,

как обращение развращающего к развращенному

мой бляйбен мой фон дер – моя неприкаянность

Лотта из гесперид нити трахей в своих пальцах —

в пользу Атропос

Швейные фабрики вдовы штопают вновь

исходящие Рейном внутренности моих рук

полости четырех – моих истонченных камер

там у подножия меня

то есть там, где вода спит

и свивается в вечные кольца

бензола прозака шиллера беркенау кадавров в моем

тотенкляге

в моем дисперсивном завтра

вдовы штопают ночь

на месте выгнившего третьего глаза

123

Илья Данишевский

1. До крика петуха…

У нее был муж, у него была жена, но это ничего не значи-

ло. Миссис *** и мистер Бомонд состояли в плодотворно-

интимной связи, и это опять же ничего не значило. 1933 год,

два часа до Лондона, – в этом что-то было, но она не могла

понять что. Видя себя со стороны, она видела: острые плечи и

сильные ноги; видя себя со стороны, она не могла сказать уве-

ренно, что эта женщина решила покончить с собой, будучи

этой женщиной — она знала это наверняка. Никак не удавалось

забыть запах легкой плесени, исходящий от сыра, и поэтому

она решила умереть. У нее все было слишком хорошо, и по-

этому она решила умереть. Она считала себя лучшим читате-

лем Вирджинии Вулф, и поэтому она решила умереть. Ни разу

в жизни миссис *** не смогла преодолеть страх перед миссис

Вулф, прочесть хотя бы одну ее книгу, зная, что сила этой

книги сокрушит и острые плечи и неловкое сорокалетнее лицо;

она знала наверняка, больше чем что-то другое, что миссис

Вулф — была гением, и для этого вовсе не обязательно читать

хотя бы одну из ее книг.

Этого всего было достаточно, чтобы хладнокровно решить

— пришло время умереть, миссис ***.

У нее был муж, а у него была жена, и поэтому мистер Бо-

монд вежливо спросил:

– Все нормально?

– Да, – ответил я. Глядя

сквозь свою мать, я не понял, по-

чему она спрашивает, все ли у меня нормально. Потом я по-

смотрел на поезд. Тот застыл посреди ночи, и, глядя на него, я

продолжал не понимать, почему моя мать находится здесь.

Обычно она занята разводами, налаживанием личной жизни, и

я не знаю, почему она находится здесь и сейчас — Москва, 2002

год — и делает вид, что является хорошей матерью. Я отвечаю,

что да, все нормально.

Мы стоим на перроне, меня ждет поезд через Украину, с

пересадкой во Львове, до Братиславы. Перрон заполнен людь-

124

Нежность к мертвым

ми, одна парочка слишком громко воркует, мама краснеет,

потому что мы никогда не обсуждали, есть ли у меня личная

жизнь, а сейчас обсуждать слишком поздно, и она просто крас-

неет от того, что кто-то кому-то признается в любви, а мы

находимся рядом, никогда не обсуждавшие подобного и поте-

рявшие время обсудить.

Я прислушиваюсь.

– Мы правда до конца будем вместе?

– До крика петуха, – тихо отвечает миссис ***. На ней

платье с серыми тюльпанами, платье сдавливает и не дает ды-

шать. На пару мгновений она отвлеклась, чтобы вновь увидеть

хищные глаза Вирджинии Вулф, будто коснуться этого — «я… я

люблю Вирджинию Вулф, может, даже, как женщину….», а

сейчас вернулась. Ее муж тянул трубку и смотрел на нее жало-

стливо и побито. Наверное, он ощутил, что именно сегодня ее

потерял, ведь до этого ни разу в жизни он не говорил с женой

о любви.

Потом она берет книгу. У него есть любовница, у нее есть

любовник, они отужинали, как хорошая семейная пара, он

читает газету, она читает книгу. Мужчина был одет в странного

вида пальто… Она думает, что Вирджиния никогда бы не нача-

ла свою книгу столь глупой фразой; она не может сосредото-

читься и думает о том, знает ли ее муж, догадывается ли ее

муж, чувствует ли ее муж, что сегодня станет вдовцом. Или не

чувствует?

Мужчина был одет в странного вида пальто. Его звали

Джекоб Блём, и он исполосовал своим горем все европейские

города. Он закончил двадцатый век в едва заснеженном Берли-

не и сразу же помчался дальше. Он не знал, что происходит, и

ему стоило бы умереть, потому что жизнь ничего не стоила.

Заражая каждый город этой мыслью, он убегал дальше, туда,

где мысль о смерти еще не свила свое гнездо.