Нежность к ревущему зверю
Шрифт:
– И пока держится?
– Да, норма сейчас, - сказал Тасманов.
– Булатбек, сколько осталось до них?
– До Перекатов удаление... около сорока.
– Понял.
– Заведут с ходу, у них пеленгатор, - пояснил Саетгиреев.
– Слава, земля, работай, - сказал Карауш.
– Я-0801, я-0801!.. Снижаюсь аварийно... Прошу обеспечить посадку с ходу... На курс сто сорок девять. Вас понял. Как ветер?.. Да, продолжаю снижаться, скорость снижения... восемь метров в секунду. Снижаюсь па двух двигателях.
–
– Хорошо.
В кабине раздались редкие звонки.
– Это что, Булатбек, дальний привод?
Неожиданно заговорила земля.
– Перекаты-один, Перекаты-один... Рабочая длина полосы тысяча восемьсот восемьдесят метров... Земляные работы в конце... Обеспечьте торможение.
– Вас понял. Давайте удаление... Понял. Курс сто сорок девять? Понял.
– Второй двигатель у нас не работает, тормоза будут аварийные, командир, - сказал Тасманов.
– Хорошо. Сколько топлива, Иосаф Иванович?
– Топлива семь тонн.
– Слава, выпускай шасси.
– Шасси? Рано, на двух двигателях не дойдем, Леша, зачем? На прямой выпустим. Зачем тебе это нужно?
– Выпуск аварийный, могут долго не выходить.
– Выпустятся, на прямой снижаться будем...
– Тасманов, шасси будут нормально выходить?
– Шасси?.. Слабо будут выходить.
– Слабо?
– Да, медленно.
– Сейчас развернемся и будем выпускать, Слава.
– Будут заводить по локатору, - напомнил Саетгиреев.
– Слава, скажи, чтобы длинный заход не делали.
– Понял. Разворачивайся.
– Видишь полосу, да?
– Да.
– Скорость триста... Слава, посмотрим, шасси-то у нас...
– Не вышла правая?
– Правая нога не вышла.
– Аварийно выпускается, - сказал Тасманов, - медленно идет.
– Слава, держи скорость!.. Слава, скорость триста.
– Двигатели больше не дают!
– Тасманов!
– Да, командир?
– Запусти второй двигатель!
– Понял, запускаю...
– Магистральный кран открой! Второй, второй, - сказал Углин.
– Двигатель не идет, командир.
– Первый запускаю, - сказал Углин.
– Слава, машина падает! Держи обороты полностью, Слава!
– Двигатели не держат... Давай форсаж, Тасманов!
– Бортинженер, форсаж обоим правым!
– Есть обоим форсаж!
– И запусти какой-нибудь двигатель, - сказал Чернорай.
– Нет, ничего.
– По полосе, как по ориентиру, Лютров видел, что форсаж восстановил нужную скорость снижения.
– Шасси?
– На месте, командир, - ответил Тасманов.
– Хорошо, Алексей Сергеевич, - согласился Саетгиреев.
– Доворачивайте.
– Да, да... Форсаж есть?
– Да, - отозвался Тасманов.
Едва кромка полосы скрылась под самолетом, как колеса "С-44" гулко зарокотали по бетону.
– Хорошо... Вот так, - говорил Лютров, - убирай форсаж, Слава. Убирай двигатели, Тасманов.
– Понял, двигатели убрал.
– Хорошо. Парашют, Слава, парашют.
– Тормоза аварийные, - напомнил Тасманов.
– Понял. Славик, парашют.
– Есть, есть.
Все почувствовали сильный рывок выпущенных тормозных парашютов, а вслед за тем услышали голос Карауша:
– Ну, вот, а вы боялись...
– Проснулся, одессит... Вентиляторы, Слава, не забудь.
– Да, да.
– Братцы, а топлива осталось семь тонн!
– сказал Углин.
– Спокойно, спокойно, полоса кончается, а мы еще не встали... Вон строительные машины, там люди... Тихо, тихо...
– Сейчас встанем. Все нормально, - сказал Тасманов.
Несколько раз качнувшись при включении тормозов, "С-44" остановился.
– Ну, вот, братцы, по-моему, ничего...
– Отлично, Алексей Сергеевич!
– сказал Углин.
– Айда разбираться.
Еще до того, как к огромной машине, казавшейся среди "ИЛ-14", "ЛИ-2" и "АН-24" осой, упавшей в муравейник, подкатил оранжево-черный "газик" руководителя полетов, высокого, подвижного человека в форме, из люка в нише передней ноги самолета по опущенной Тасмановым лестнице вышли один за другим все члены экипажа.
Из шести человек в коричневых кожаных костюмах только двое резко выделялись - Лютров ростом, как будто стеснявшим его, принуждавшим двигаться медленно и опасливо, и Углин - пугающе худой, узкогрудый человек в очках, которые непременно соскочили бы с его длинного тонкого носа, если бы на пути к стыдливо розовеющему в любую погоду кончику не оказалось удобной впадинки. Бортрадист Костя Карауш и штурман Саетгиреев выглядели одинаково стройно, в равной мере обладая той юношеской стройностью, которая ухитрялась уравнивать их в летах, хотя Карауш был почти на десять лет старше Саетгиреева. Тасманов и Чернорай казались братьями - одинаково коротконогие, с широкими литыми спинами и длинными руками, разве что Чернорай был заметно крупнее бортинженера.
Углин первым подскочил к двум спаренным двигателям на левой стороне и, ступив прямо в натекшую на бетон лужу керосина, принялся вскрывать капот двигателя.
– Что-то, по-видимому, с топливными трубами. Что-то с ними,- бормотал Углин, ловко орудуя отверткой в паре с подоспевшим Тасмановым, не замечая, что керосиновая капель падала ему за шиворот.
– Ну, конечно! Смотрите!
Все шестеро, несколько потеснив любопытствующего руководителя полетов, сгрудились под провисавшими створками капота, рассматривая плавно огибающую стальное тело двигателя белую трубу топливопровода. Там, куда указывала отвертка ведущего инженера, был виден сползший с места массивный, выточенный из нержавеющей стали стыковочный хомут с оборванным креплением, а в месте, где ему надлежало быть, зияла щель, через которую за часовой полет они потеряли несколько десятков тонн керосина.