Нежность к ревущему зверю
Шрифт:
– Н-нда,- Костя Карауш причмокнул и посмотрел на Углина взглядом ведущего расследование детектива.- Насколько я понимаю в кавалерии, мы должны были сгореть, многоуважаемый Иосаф Иванович?
– Маловероятно, Костенька. При таком истечении пожар маловероятен, мощный поток, насосы работали на максимале... Я их уничтожу!
– неожиданно прибавил Углин, имея в виду не насосы, а фирму, чьи двигатели стояли на "С-44".- Такого пустяка не продумать!
Через час заместитель начальника аэропорта устроил экипаж в пустующей гостинице для летнего состава, установил охрану самолета, вручил Лютрову подтверждение приема посланной на летную базу радиограммы о вынужденной посадке, и когда Лютров протянул ему в знак благодарности руку, он задержал ее, неожиданно объявив:
– А я вас знаю.
Лютров внимательно посмотрел на крепко подбитого жирком человека в синей форме с золотыми шевронами, силясь вырвать из памяти ничем не примечательное улыбающееся лицо. Но тщетно. Он не мог вспомнить этого человека.
– Вот задача,- оказал Лютров и в самом деле озадаченный тем, что плохая память может иногда обидеть, черт возьми, хорошего человека.
А тот, как нарочно, терпеливо ждал, не стараясь опередить событие, уверенный, что вспомнить его - дело времени.
Не надеясь вспомнить, Лютров смущенно потянул вниз бегунок застежки-"молнии" на кожаной куртке (погода стояла жаркая для начала мая), взял из одной руки в другую небольшой мягкий чемодан с брюками, бельем, плащом и несессером: привычка брать с собой про всякий случай самое необходимое на этот раз оправдала себя.
– Так и не вспомнили?
– полный человек снял фуражку, протер платком внутри околыша.
И тут в памяти Лютрова всплыло: ей, как видно, не хватало вот этих вьющихся волос, впадины на низком лбу и торчащих, как две приклеенные детские ладошки, ушей. Из "картотеки" памяти показался листок с расплывшимся портретом.
– Погодите... Мы с вами служили в училище!
– Да,- сказал тот,- вы были моим инструктором.
– Летаете?
– спросил Лютров, изо всех сил стараясь вспомнить фамилию.
– Нет, меня вскоре списали.
– А, вот в чем дело. Поэтому-то я вас и не запомнил..,
– Кого-кого, а меня должны были запомнить... "Он решил замучить меня",- подумал Лютров.
– Я ж вас чуть не угробил на экзаменах. И самого себя, конечно.
– Вот вы кто! Теперь я и фамилию вашу вспомнил: Молчанов?
– Колчанов.
– Простите, Колчанов... Однако время-то идет, а?
– Лютров с улыбкой оглядел фигуру бывшего курсанта.
– Да, малость отяжелел!
– Он засмеялся и похлопал Лютрова по плечу, давая понять проходящим мужчинам в такой же, как у него, форме, что этот рослый летчик-испытатель аварийно посаженного, стоящего под охраной, громадного самолета его приятель.
– Что, Алексей Сергеевич? Как говорится, подобные происшествия не каждый день бывают,- предваряюще начал Колчанов, заискивающе глядя на Лютрова.- Я сейчас звякну жене, закажу пельменей, ну и всего прейскуранту, как положено по такому случаю, идет?
– Не знаю, удобно ли? Незваный гость...
– Брось!
– почти закричал Колчанов, маскируя восторгом переход на "ты", а может быть, считал, что сам факт приглашения в гости давал ему такое право.
Отметив это про себя, Лютров все-таки не мог устоять перед явной радостью бывшего курсанта, да и самой неожиданностью встречи.
– Честно говоря, званых-то я и не люблю, да и жена у меня...- начал Колчанов, но так и не договорил, что за жена у него.- А вот со старыми друзьями, тут уж!
"Пусть будут "старые друзья",- решил Лютров,- никуда не денешься, вот только перед ребятами неловко - уединяться после такой оказии..."
В большом номере с половичками возле каждой из восьми кроватей за круглым столом с пустым графином лениво играли в "дурака" Чернорай, Саетгиреев, Тасманов и Костя Карауш. На них были те же кожаные куртки, но вместо форменных - обычные брюки, да вместо верблюжьих свитеров - свежие сорочки. Углин сидел на кровати в голубом исподнем белье и, расставив на доске шахматные фигуры, решал задачу из какой-то старой газеты.
"Ждут. Собрались куда-то, позвонки",- подумал Лютров.
– Леш,- неуверенно начал Костя,- мы тут решили...
– Взять шефство над местным рестораном?
– Поскольку завтра все одно делать нечего... Лютров поглядел на Чернорая и по его улыбке понял:
решай, мол, сам, меня уговорили. Саетгиреев старательно потирал ладонью бритый подбородок, неумело скрывая свое причастие к общему решению. Тасманов переводил взгляд с сидящих за столом на Лютрова и улыбался, как школьник, за чью проделку в переплет попал сосед по парте. Лютров повернулся к Углину, подобравшему под себя худые ноги в шелковых подштанниках.
– Ваше мнение, Иосаф Иванович?
– Противопоказаний нет,- не отрываясь от шахмат, сказал ведущий инженер.- Более того: если начальство решит менять насосы, мы тут поживем.
– Ладно, валяйте.
– Командир, а ты вроде уклоняешься?
– поинтересовался Костя Карауш.
– Да я тут своего бывшего курсанта встретил. Зовет к себе, и отказать неудобно.
– Везет людям.
Все, кроме Кости, вышли в коридор. Карауш замешкался у выхода, переступая с ноги на ногу, потирая руки.
– Что, одессит, никак поиздержался?
– спросил Лютров.
– Надысь, понимаешь, разгончик учинил в сельской местности...
– Держи, хватит?
– Лютров протянул ему двадцать пять рублей.
– Уложусь, надо полагать.
– Ну и смета у тебя, Костик,- заметил Углин.
– Вы, Иосаф Иванович, человек мыслящий, а не понимаете, что ресторан учреждение с накладными расходами... Ну, бывайте.
Отправляясь в душ, Лютров не без интереса восстанавливал в памяти неожиданную встречу с человеком, который и в самом деле однажды чуть его не угробил. Но и оказался виновником другого, весьма важного события в жизни своего инструктора.