Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа
Шрифт:
Графиня посмотрела поверх его головы с неподдельным любопытством, сказала таким тоном, словно извинялась:
— Вы уж не посетуйте, милорд. Вот вашу собачку я хотела увидеть из чистого любопытства. Старческие причуды, знаете ли…
— Никакого беспокойства, графиня, — поклонился Сварог. — Он только рад со мной проехаться — иногда очень долго меня не видит, скучает…
— Какая громадина! — восхищенно выдохнула старушка, протянула руку ладонью вверх, глядя без малейшего страха.
Обойдя кресло Сварога, Акбар подошел к ней, понюхал протянутую ладонь, завертел хвостищем, пару раз угодив Сварогу по голове (привыкший к такому Сварог это стоически перенес) и с шумом улегся у ног графини. Она с довольной улыбкой почесала ему шею под нижней челюстью. Гармы на такую ласку реагировали в точности как обычные собаки — Акбар
— Это, наверное, оттого, что я… это я, — сказала графиня. — Мы всегда были в добрых отношениях с животными, даже с хищными — они ведь тоже порой приходили лечиться.
— Каниллу при первой встрече он приветствовал еще энергичнее, — сказал Сварог и невольно улыбнулся, вспомнив, как Канилла после бурного выражения дружеских чувств кубарем полетела на ковер (что ее только развеселило). — Вообще, он у меня максималист. Середины не признает. Либо человек ему сразу нравится, либо нет.
— Вы довольны Кани?
— Очень, — сказал Сварог. — Отличный работник. Скажу вам по секрету, ее в ближайшее время небольшое повышение ждет…
— Я очень рада, что Кани — при серьезном деле, — сказала старушка. — Ее мать, к сожалению, предпочла чисто светскую жизнь… но я ее не осуждаю — и потому, что права такого не имею, и потому, что сама так и не смогла за всю жизнь подыскать себе должного занятия. Нет, оказалось, для меня занятий в этом мире. Так что я очень рада за Кани… но не о том разговор. Вас я попросила прилететь отнюдь не из пустого любопытства… Может быть, вы это почувствовали?
— Было такое чувство, — сказал Сварог. — Иногда со мной… случается… Предчувствие, предвидение и тому подобные вещи. Вот только иногда либо не сбывается, либо оказывается ложной тревогой.
— Ничего удивительного, — сказала графиня деловито. — Не все предчувствия и предвидения оправдываются. Да и не всякие предсказания сбываются — безошибочно предсказывали лишь самые сильные, вроде Мане Антакайда или Гиловера Кауртуна.
— Вы о них слышали? — ляпнул Сварог.
— Милорд, — воскликнула графиня с легонькой укоризной. — Я как-никак обитаю не в дикой лесной глуши. Мне нечем оказалось заняться — а вот книгами увлеклась, с тех пор, как выучилась грамоте. Читываю кое-что… А если еще самую чуточку о предсказаниях — никогда не ошибется еще и Лесная Дева. Вы, кажется, помрачнели немного?
— Есть причины, — признался Сварог. — Я бы, с вашего позволения, не хотел этой темы касаться…
— Как пожелаете… Я слышала краем старческого уха, вы знакомы с Лесной Девой? И на сей раз мои слова мрачности у вас не вызывают.
— Ни малейшей, — сказал Сварог. — Она мне однажды очень помогла. Правда, мы давно не виделись…
— Я вам завидую, — сказала графиня искренне. — В моей прошлой… ипостаси я и мечтать не могла о том, чтобы поговорить с Лесной Девой. Она, если пользоваться армейскими мерками, для Сестер была примерно тем же, чем генерал для капралов…
— Сестер? — поднял бровь Сварог.
— Ну да, — безмятежно сказала старушка. — «Дриады» и «наяды» — ваши, человеческие названия, которые ваши предки нам когда-то дали. Сами себя мы звали иначе — Сестры Леса и Сестры Вод. У каждой было еще и имя, но его невозможно передать на людском языке, оно вообще не имело ничего общего с вашими буквами и даже вашими звуками. Признаться, я его давным-давно забыла — когда становишься человеком, теряешь очень многое… правда, не все. Но вам, наверное, это неинтересно?
— Ну что вы, графиня…
Он сказал так из чистой вежливости. Давным-давно знал, что дриады и наяды, в общем, с давних-предавних времен как-то не интересовали ни книжников, ни учреждения вроде Багряной Палаты или боевых монашеских Братств — и уж тем более имперские спецслужбы. Их магия черной не была, а сами они всегда были этакой вещью в себе — в жизнь большого мира не вмешивались и не хотели, чтобы внешний мир докучал им. Ну, разве что иногда заблудившегося путника выведут из чащобы, тонущего ребенка спасут, подлечат кого-нибудь. Но все это редко, от случая к случаю, просто потому, что оказались рядом. Никогда не ставили себе целью целеустремленно творить
— Можете не притворяться, милорд, — сказала старушка, глядя молодыми голубыми глазами проницательно и спокойно. — Мне прекрасно известно, что люди нами давно перестали интересоваться. И меня это нисколечко не обижает — как можно обижаться судьбу за то, что она сложилась так, а не иначе? Совершенно не на что тут обижаться, коли судьба именно так захотела…
Несомненно, почтенная старая дама, чтобы не огорчать гостя, проявила некоторое дипломатическое изящество, кое-что смягчив. В действительности, есть все основания полагать, что наяд и дриад нисколечко не обижало отсутствие к ним интереса со стороны людей. Скорее уж наоборот — только радовало, учитывая их замкнутый образ жизни.
— И все же, графиня… — Сварог перешел к главному. — Есть одна-единственная загадка, которая интересует многих: что случилось с Сестрами Лесов и Вод? Вдруг обнаружилось, что они исчезли все до единой…
— Сестры не исчезли, — просто ответила старушка. — Они ушли на Сильвану. Вернулись, смело можно сказать, на родину — они ведь сюда в свое время пришли вслед за людьми. На протяжении последнего столетия Сестры уходили понемногу, их на Таларе оставалось меньше и меньше. А потом настал момент, когда в одночасье ушли все, и даже водяницы, которым, в общем-то, ничего не грозило… Ах, вот оно что, подумал Сварог. Ну что ж, об исчезновении водяниц он нисколечко не сожалел, как, верное, любой на Таларе. Отвратные были создания. В отличие от наяд и дриад, большую часть жизни проводивших в каких-то других измерениях, иных пространствах, водяницы целиком принадлежали этому миру, были существами насквозь плотскими. И крайне злыми, пакостившими людям, где только возможно. Самые безобидные их выходки случались, когда они рвали рыбачьи сети, цепляя их за коряги на дне, портили колеса водяных мельниц и затворы запруд, угоняли рыбьи косяки из облюбованных рыбаками мест. Но иногда, не так уж редко, откалывали номера и похуже — топили пловцов и купальщиков, насиловали молодых красавцев (иным удавалось выбраться живыми, хотя порой и повредившимися рассудком, иные так и пропадали без вести), наводили на мель речные корабли, отчего порой происходили серьезные крушения с немалыми жертвами. Официально об этом никогда не объявлялось, но все знали, что за каждую убитую водяницу платят приличные деньги — речные судовладельцы, цеховые старшины речных матросов и рыбаков, иногда и зажиточные мельники. Словом, от них был один вред. Однако, к радости многих, в один прекрасный день обнаружилось, что все водяницы куда-то исчезли…
— Значит, на Сильвану… — задумчиво произнес Сварог. — А почему вдруг? Или это тайна?
— Наоборот, — сказала графиня. — Я вас для того и пригласила, чтобы рассказать, почему. Кани мне кое-что рассказывала о своей службе, конечно, не выдавая тех секретов, которые не положено разглашать посторонним, даже родной бабушке. Чует мое сердце, что вам эти знания как раз необходимы…
— Что-то случилось? — тихо спросил Сварог.
— Можно и так сказать. Но никак не «вдруг». Это началось давно, и понемногу приняло такой оборот, что не оставалось ничего другого, как уйти. Вы ведь не можете не знать, лорд Сварог, что Сестры Леса обитают, если пользоваться вашими человеческими словами, словно бы в деревьях. Точнее объяснить я вам не могу — и для этого нет людских слов и понятий. Ну для обитания Сестры Леса подходит не всякое дерево. У людей есть убеждение, что Сестры все зависят исключительно от породы дерева. Будто бы дриады любят сосны, тополя и березы, но терпеть не могут буков, дубов и кленов. Все это — заблуждение. Сестрам подходили все породы, не было любимых и нелюбимых. Здесь другое. Деревья бывают разные. Есть обычные, а есть и другие. Поселиться в таком Сестре — все равно что человеку поселиться в волчьем логове. Дерево очень быстро ее убьет. Потому что такие деревья — злые. В них словно бы спит некое невероятно древнее зло. Вполглаза спит, не уснуло полностью. Иногда такие деревья и для людей могут быть опасными, принести нешуточный вред.