Незваный гость
Шрифт:
– На дворе, – объяснил Михаил, – через кухню выход. За бабами ступай, не ошибешься.
– Еще раз девочек бабами обзовешь… – Показала я кулак.
– Понял?
Кухня была просторной, предполагалось, что здесь ежедневно готовится на пятьдесят человек, но посуды столько даже не было. Десяток жестяных кружек, ведерный котел на плите и стопка щербатых тарелок.
– Живем! – воскликнула Танька, встряхивая мешочком. – Заварка.
Я посмотрела на распахнутые дверцы пустых шкафов. Девочки хлопотали, разводили огонь, наливали в котел воду, замурзанная малышка
Кухарку я выпорю самолично. Надо немедленно закупить продуктов, человека приставить к готовке. Ах, неплохо бы еще Мишкину арестовать. Но это даже неважным сейчас мне показалось. Скажу Грегори, чтоб кого-нибудь из приказа сюда отрядил.
Поднявшись по ступенькам, я очутилась в сенях с водяным бочонком в углу,толкнула дверь и вышла в хозяйственный двор. Аршинах в десяти от крыльца у коновязи Григорий Ильич беседовал с неким нарядным господинчиком в блестящих штанах, клетчатом пальто и сапогах гармошками. Чуть позади пристава под стеночкой прислушивался к разговору Костик. Мальчишка тоже приоделся и, если бы не костыли, я бы с первого взгляда и не признала даже.
– вангелина Романовна, - заметил меня Волков, - я как раз пытаюсь объяснить господину Обуху, что сироты этого заведения нынче в распоряжение его не поступят.
Обух сплюнул мне под ноги:
– Баба?
– И вам доброго денечка. – Нащупала я в кармане рукоять револьвера. Уголком глаза я заметила, что Грегори напрягся, как обычно бывает у кулачных бойцов.
– Так и что кому непонятно?
– Баба!
Вот ведь заладил.
– Ну что ты, мил человек, баб что ли не видал? И потому не уверен? Так баба,точно баба, Христом богом…
Это я зря, в правой руке у меня револьвер,им креститься неудобно. Этот-то фартовый хлипкий, его на раз два уделать можно, а вот те, которые за калиткой отираются, противники посерьезнее. Их четверо, а может больше, мне только четверых с этого места видно.
– Глумишься?
– Собеседник продемонстрировал в оскале золотую богатую фиксу.
– Над Обухом посмела…
– Мадам Мими, - перебила я, - Манька которая из «Храма наслаждений».
– Чего?
– Она Чикову прирезала, от нее все твои беды. Сам рассуди, не пришей она директрису, все бы своим чередом шло. А теперь, вишь, допросы, розыски, следственные мероприятия.
– Меня несло, натурально вдохновение захлестывало.
– Хотели бы на тормоза спустить, не получится. До самых верхов дело дошло.
– И чего?
– Того! – напирала я, почти вжав мужика между кольев ограды.
– Манька чиновную даму зарезала,и пока мы ее не арестуем, не будет никому из вас малолетних помощников.
– И когда вы ее повяжете?
– Трепыхнулся собеседник, даже пихнул,то есть, мазнул ладошкой отворотом шубы, я успела уклониться.
Горестно вздохнув, я призналась:
– Ох, мил человек, нескоро. Ярмарка же нынче, многолюдье, а в приказе служивых, сам знаешь, негусто.
– Работнички! – Фикса победно блеснула. – Да мы бы эту Маньку в два счета…
– Неужели? – Изобразив недоверие, я отодвинулась на приличное расстояние.
– Ну да, хвастать, не мешки ворочать.
– К вечеру!
– Ну-ну…
– Не веришь? Обуху не веришь?
– Изловишь мне мадаму, - присела я в шутейном реверансе, – поверю,и благодарность в приказе выпишу.
– Ваших полканских приказов недоcтавало!
– Была бы честь предложена.
– Обернувшись, я встретила восхищенный взгляд Грини.
– Засим, сударь мой драгоценный, мы с тобою прощаемcя. Закончен разговор.
– Как закончен?
– Обух придержал меня за рукав.
– А как же уговоры? У нас с этою богадельней уговоp был.
– Не с богадельней, а лично с директрисой. Обожди с пол годика, нового человека на ее место назначат, сызнова уговоришься.
– Пол года? Слышь, как тебя?
– Ваше высокоблагородие.
– С тобою, может… того?
Развернувшись на каблуках, я смерила нахала взглядом, от сапожек его щегольских до рожи противной:
– Мою цену, Обух,ты знаешь.
– Будет тебе мадама!
– Перфектно.
Он сплюнул картинно в снег, щелкнул ногтем по узкой тулье котелка и вразвалочку вышел за калитку. Подождав, пока группа мужиков скроется с глаз, я грузно осела на руки Григория Ильича.
– Геля!
– Думала, сомлею,такое напряжение, аж екало все в подбрюшье.
Костик отлип от стены, подхромал поближе:
– Вы, ваш бродь, нами с фартовыми за услуги рассчитаетесь?
– Евангелина Романовна, - ответил ему Волков, - только что выиграла нам время. И, мой бог, это было великолепно.
Покраснев от похвалы, я сказала Костику:
– Ни в жизнь вы больше на злодеев работать не будете, даже, если мне придется до старости в этом Крыжовене с револьвером наизготовку приют ваш сторожить.
– Давай-ка, сыскарка, - обнял меня за плечи Гриня, - ресторацию ближайшую посетим,ты отобедаешь…
– Геля! – позвали с крыльца.
Я обернулась, Мишка, узрев неприличную мою с Волковым позицию, многозначительно подмигнул:
– Там это…
– Из булочной уже вернулся?
– Несколько придя в себя, от объятий я отстранилась.
– Быстро-то как.
– Не ходил даже. Там это… – Мишка посмотрел на Грегори.
– Мадам Фараония встречи с приставом требует.
На кухне хозяйничали уже две незнакомые угрюмые бабищи с плотными льняными косынками на головах и в одинаковых белоснежных передниках. В четырех кастрюлях что-то закипало, отдельный стол был занят стопками фаянсовой посуды, на соседнем высилась корзина, прикрытая полотенцем, уголок отвернулся, я рассмотрела бок хлебного каравая. Тетки чинопочитанием не отличались, шикнули, прикрикнули, что-де никаких им тут посторонних. На Мишку замахнулись, но хромающему в арьергарде Костику сунули пирожок, в рот сунули, потому что руки у мальчишки были костылями заняты. Потом одна промокнул передником глаза, другая дала пирожок и Михаилу. Я сглотнула, со вчера маковой росины во рту не было, за что была названа сироткой и тоже угощена. Пирожок оказался с капустою. Вкуснотень!