Незыблемые выси
Шрифт:
— Значит, ты все-таки родилась не в ночь метеоритного дождя, — тихо сказал Тит
Иоланта смутно вспомнила, что она не дочь леди Каллисты, а простая Иоланта Сибурн, родившаяся за шесть недель до метеоритного ливня.
— Приход моего величия не нуждается в таком претенциозном объявлении, — пробормотала она.
Тит тихо хмыкнул и сунул ей в руку питательный батончик:
— Мы не отпраздновали в сентябре твой день рождения. Тебе уже давно семнадцать.
— То-то я в последнее время чувствую себя такой старой и разбитой! Возраст дает о
— Тогда ложись и поспи еще.
— Богиня Дурга права. Если ты не отдохнешь, от тебя будет мало проку. А теперь перенеси меня куда-нибудь, откуда видно Люсидиас.
Он вздохнул, поцеловал ее в губы и перенес их обоих на ближайшую вершину. Иоланта внимательно рассмотрела скопление плавучих крепостей и бронированных колесниц.
— В прошлый раз все выглядело так же?
— Более или менее.
— Как считаешь, они думают, что мы все еще где-то в городе?
— Возможно, я просто очень хочу в это верить.
Значит, Тит думал, что впереди их ждет худшее — и что поэтому она не выживет.
Когда они вернулись на площадку, Кашкари уже спал как убитый. Иоланта подоткнула одеяло вокруг Тита и смотрела, как он погружается в беспокойную дрему.
— Значит, ты простила его? — спросила Амара.
Иоланта села рядом:
— Условно — на случай, если совсем скоро умру.[1]
— А если нет?
— Тогда у меня появится возможность дуться подольше, не так ли?
Амара тихонько прыснула. «Какая она все-таки красавица, совершенна в любом виде», — подумалось Иоланте. А потом пришла мысль, что она почти ничего не знает об Амаре, кроме ее невероятной красоты и того, что Кашкари в нее влюблен, хоть они и стали подругами по смертной борьбе.
Иола призвала немного воды и предложила Амаре.
— Ты говорила, твоя бабушка родом из нордических королевств?
Та открутила крышку фляжки, чтобы Иоланта наполнила ее.
— Полагаю, ты наслышана о прекрасных джентльменах королевства Калахари?
— О да! — В Консерватории учились студенты оттуда, и многие были потрясающе красивы: смешение кровей давало поразительно привлекательные результаты.
— Мой дед любил шутить, что, будучи наивной иммигранткой, бабушка, стоило ей шагнуть на землю и увидеть первого калахарца поблизости, немедленно сделала ему предложение.
— И что отвечала бабушка?
Амара подняла руку, показывая, что фляжка полна.
— Она до самой смерти настаивала, что он был третьим калахарцем, встреченным ею, а совсем не первым.
Иоланта фыркнула и рассеянно начала крутить шар из оставшейся воды.
— Они были родителями моего отца. Моя мать рождена и выросла на Понивах — том же архипелаге, откуда родом деды Васудева и Мохандаса, правда, с другого острова. Отец приехал на Понивы по какому-то делу и там встретился с мамой. Если верить ей, она чуть не упала в обморок при первом взгляде на отца. И только выйдя за него замуж, поняла, что среди калахарцев он не то что не первый красавец, а весьма посредственной внешности.
Иоланта
— Ты говорила, что родители покинули Калахари, когда ты была совсем малышкой.
— Верно. Мне самой так и не пришлось испытать изобилие мужской красоты.
— Из-за чего покинули?
— Из-за Атлантиды, чего же еще? Первый Инквизиторий, возведенный вне Атлантиды, находится в Калахари.
Иоланта смутилась — она этого не знала, а, пожалуй, следовало.
— Почему Лиходей был так заинтересован в Калахари?
— Я сама этого не понимала, пока не узнала про Икара Халкедона от Мохандаса — он подробно описал все, пока летел к нам по пустыне. Лиходей хотел власти над королевством из-за наших оракулов. Калахари славится — или славилось — своими оракулами. Именно за их советами к нам и съезжались маги со всего мира.
— То есть Икар Халкедон был не единственным?
— Нет, он исключение. До него я никогда не слышала о человеке-оракуле, но у нас были Молитвенное Древо, Пепельное Поле, Колодезь Истины, а до них, в прошлом, немало других. Подозреваю, Лиходей у каждого из них спросил, где и как можно найти тебя.
— Не меня конкретно, а следующего сильного мага стихий. Думаю, это было достаточно давно, когда даже способности дяди Кашкари еще не проявились в полную силу.
Амара кивнула:
— Ты права. Со времени появления Инквизитория прошло сорок лет. Лиходей, должно быть, что-то узнал от наших оракулов, потому что захватил Понивы как раз перед тем, как Акилеш Париму вызвал извержение вулкана.
Каждый раз при мысли о дяде Кашкари Иоланту пробирал озноб: его убила собственная семья, чтобы он не попал в лапы к Лиходею.
— После появления Инквизитория вопросы оракулам могла задавать только Атлантида?
— Нет, обычные маги по-прежнему могли спрашивать у них совета, но гораздо реже. И, конечно, разрешались только вопросы, заранее одобренные прислужниками — либо атлантами, либо их союзниками, — дабы предотвратить именно то, что сделала миссис Хэнкок: с помощью оракула узнать, как можно свергнуть Лиходея.
Там, в Посмертии, нашла ли уже миссис Хэнкок свою сестру и Икара Халкедона? А учитель Хейвуд — кто встретил его? Родители? Рано умершая сестра? Когда к ним присоединится Иоланта, будет ли он счастлив увидеть ее или огорчен, что она пережила его лишь на несколько дней?
Иоланта заставила себя вернуться к реальности — что там, на той стороне, ей и так придется узнать слишком скоро.
— Единственный оракул, к которому обращалась я, находится в Горниле, где нет очереди желающих. Но у любого оракула в реальном мире должна собираться толпа магов, жаждущих ответа. Как прислужники выбирают, кого пустить?
— По-всякому. Кое-где выбирают по важности вопросов, где-то пускают тех, кто больше заплатит, а некоторые берут лишь минимальную плату и позволяют решать самому оракулу.