Нф-100: Великое переселение
Шрифт:
Перед ними предстало странное зрелище. То была большая деревня, непонятным образом вырезанная твёрдой мраморной породе. Дома вырастали прямо из плоти горы. Не собирались брусья, не клались кирпичи и не подгонялись один под другой неровные камни. Всё гудело единым монолитом, возвышаясь в несколько ярусов, разделённых террасами с грядками грибов и тускло фософоресцирующих растений.
Многие жители были заняты на этих плантациях, кто-то гнал поросших неимоверно длинной белоснежной шерстью зверей по дороге. Несколько человек сидели на отшибе и играли во что-то наподобие домино. Через улицу пастух прогонял стадо... улиток. Каждая особь достигала размеров взрослого носорога, ползла медленно, оставляя мерцающий след из слизи. За стадом бежали дети и собирали слизь в мотки, а те, в свою очередь, закидывали в привязанные за спиной корзины. Когда доктор Мазерс засмотрелся на диковинных животных, остановившись, один из детей подбежал к нему и протянул ему комок светящейся слизи, словно большую порцию пудинга.
– - Ло-дун?
– запищал ребёнок, - Цза?
Последнее слово он произнёс без улыбки и нахмурившись.
– - Ло-дун, ло-дун, - успокоил его доктор и, указав на него, спросил, - а ты кто?
Ребёнок радостно заверещал и швырнул желеобразным комком прямо в физиономию доктора. Слизь моментально запуталась в его усах и бородке, залепила глаза. Доктор хотел вскрикнуть, но, набрав воздуха в лёгикие, набрал и слизи. Под дружный смех пастухов и детей, "ло-дун" кашлял и содрогался, присев на корточки.
– - Максимильян фамиляьрничает, а, Солоф?
– хмыкнул Клим, увидев эту сцену.
– - Всё в порядке? Это нормально?
– нахмурившись спросил Димитри у проводника атра.
Тот в свою очередь тоже посмеялся и заверил его, что это нормальное проявление расположения к гостям. Слизь улиток-багани очень почитается в их народе, из неё готовят специальные масла для храмовых служб и растворы для определённых манипуляций с телом. Она полезна и даже приятна. Хотя доктор, догнавший отряд и с причитаниями оттеравший воротник экипировочной водолазки, так явно не считал.
Они остановились у высокого сооружения в центре деревни. Это, как пояснил один из атра, и был храм. Здание было таким же вырезанным из цельной породы монолитом, украшенным сложнейшей и очень глубокой резьбой. В диаметре цилиндрическое строение достигало, возможно, более пятидесяти метров, втапливаясь в скалу. На плоской крыше, на высоте ста метров, громоздился кристалл, окружённый системой зеркал. Из кристалла исходили лучи, направлялись в зеркала, расположенные наподобие лепестков подсолнуха, и, отражаясь в них, освещал и насыщал живительным светом всю деревню. До того у доктора Мазерса возникал вопрос -- как же, живя в пещерной полутьме, жители не потеряли органов зрения и не стали альбиносами, как могут выращивать растения и держать животных, как не боятся мороза и инея. Теперь, глядя на чудесную установку, он находил ответ.
В храме их торжественно встретили, так же, как гостей, но не как божеств. Накормили, напоили и, не отвечая на вопросы, удалились, проводив предварительно в спальные комнаты. Здесь было свежо и тихо, горели в ониксовых подсвечниках сальные свечи. На стенах Димитри вновь обнаружил изображения существ, которые он видел на соляных столбах вместе с чашами фруктов и цветов. Всё тот же грозный лик со вздутыми ноздрями множеством глаз взирал на него, настырно топчась на пламенеющем диске когтистыми лапами и держащий в объятьях упоённую экстазом супругу. Димири решил первым же делом узнать, что это за символика. Но это потом, а сейчас ему нужен был крепкий целительный сон.
Во сне явилась ему его мать, лицо которой он почти забыл. И если бы не сновидения -- забыл бы окончательно. Она осталась на заброшенной Земле. Он помнил из детства, как они гуляли по ночной набережной канала, как она показывала ему руины старинных замков и храмов в южной части родного города, как показывала ему на Луну, окольцованную орбитальными магистралями, и пророчила, что станет её сын астронавтом, или даже астрогатором космолёта. Пророчество сбылось, однако, Димитри не видел здесь причин для радости, а в оставленном навек доме хранилась, казалось, его чистая душа, звала его и беспокойно ждала. Во сне она приняла лик матери, смешавшийся по ходу мутного сновидения с лицом Лиры, а дальше он просто смотрел в глаза Луне. Да-да, у спутника были самые настоящие глаза. Нет, не глаза человека, но потаённый взгляд проходил через её пустынные моря и долины, изъёденные метеоритами, проникая глубоко под накалённый скафандр Димитри.
Их разбудили чистые перезвон колокольчиков. Серебро лилось через узкое оконце у самого потолка их комнаты. Мерный звон чередовался с мелодичным немного грустным и торжественным напевом хора. То пели служители храма. А на пороге комнаты стоял один из атра, ожидая пробуждения гостей. В его руках был поднос с фруктами и графин.
– - Сон проходит, - негромко поприветствовал он Димитри, - моё имя Танзи. Я второй голова храм.
Танзи слегка поклонился, оставил поднос и отошёл.
– - Вы есть, затем я показать вам место.
После завтрака -- лёгкого в виду непривыкших к такому обилию странных блюд желудков гостей -- они вышли в храмовый сад. Впрочем, садом назвать это было сложно. От ворот храма расходились аллеи, вдоль которых громоздились светящиеся кристаллы, увитые синими жилками грибницы. Меж ними текли аккуратные ручейки, обложенные пластинками странного вещества. Доктор Мазерс взял одну и долго изучал.
– - Поразительно, - заключил он, взведя брови так, что стал похож в своих очках на сову, - это же стекло, покрытое тонким электролизным слоем. Похожие находили в доисторические времена в царствах Ассирии и Вавилона. Древни люди уже тогда знали секреты покрытия стекла иридием и кобальтом, этими редкими металлами.
– - Откуда вы знаете? Бывали там?
– съехидничал Клим.
– - Только в мечтах... только в фантазиях. Но я был в музеонах, где хранятся сосуды этого синего стекла. До сих пор.
– - Трудно поверить, что когда-то человечество использовало стекло в быту, - покачал головой Тибр.
– - Здесь вообще всему трудно поверить, друг мой, - описывая рукой круг, согласился доктор, - А эти, с позволения сказать, улитки... "багани" он их назвал, кажется? Настоящие эндемики, маркеры местной самобытности. Всё вокруг!
– - Так, пора втягивать уши, - буркнул Клим и ускорил шаг.
Все пятеро шли за атра по имени Танзи, непрестанно оглядываясь, иногда шарахаясь в строну от внезапно ярко зажигающихся кристаллов, перепрыгивая звонкие ручейки. Они вышли за каменную ограду, отделяющую сад от деревенской площади. Там уже вовсю кипела работа, продвигались караваны, на базарной части площади выкладывали разнообразный товар, чуть в стороне бородатый старец в коническом колпаке что-то вещал сидящей на земле молодёжи, увлечённо ловившей каждое движение его иссушенных рук с посохом. Бегала ребятня, женщины несли на головах кувшины и хор их песен вплетался в общий звуковой диссонанс вместе со звоном колокольчиков и бубенцов на их руках и ногах.