Нф-100: Великое переселение
Шрифт:
– А что за иерархии, о которых вы говорите, Ру-Гьял?
– спросила Лира.
Император поглаживал бороду, потупившись на пламя факела. Он, казалось, обдумывал ответ, не уверенный в том, что именно стоит говорить ей. Это выдавали редкие и быстрые косые взгляды на Лиру. Но Лира была достаточно проницательной, чтобы уловить его помыслы.
– Мне нельзя знать?
– она взвела бровь.
– О, Анма!
– воскликнул император.
– Кому, как не тебе стоит знать это?
– Так говорите же, - она села глубже на трон и оглянулась по сторонам.
– Та битва, решающая битва, что предстоит нам... всем. Внешний Ваджар и армия атра выступят против полков владыки Хорон. Его воины питаются от корней Белой
– Да, кажется, - вспоминала Лира.
– Тогда ты можешь оценить противника. Увиденное глазами словом не затмить. И так, это наш противник. Но для жрецов храмов Джаруки-Ло, - он сложил ладони и чуть склонил голову, - коим ведомо многое, которые видели мудрейших аватра и получали знания о сотворении и о переселении жизней -- для них противник другой. Нам, непосвящённым, очень сложно узреть его. И всё, что мы можем -- слушать их мудрейшие советы и исполнять долг.
– То есть вы, император, и все ваши воины действуют по указанию жречества?
– нахмурилась Лира.
– Они наши учителя. Среди них Ток-Чон, мой благословенный наставник и наставник моего отца. Ку-зук Белый, Чод Танцующий, Ле-По!
Для Лиры эти имена ровно ничего не значили, но она вдруг услышала гул вокруг. Стража и собравшиеся солдаты при упоминании жрецов сложили у груди руки и залепетали с зажмуренными глазами быстрые речитативы молитв.
– Но есть и ещё более высший уровень. Только жрецы могут видеть зверя Аш, что пробирается через чёрное брюхо вселенского змея в вечном поиске дома. Но он уже проглочен гигантом-змеем, и в этом главная иллюзия. Он никогда не найдёт своей норы в бездне. А каждая лапа его вращает колесо, каждый волосок его шерсти -- колесо. Вон оно, - он указал на вышитую эмблему колеса с восемью загнутыми спицами на своём сером плаще, потом кивнул на штандарт над шатром, - и вон. И вон, на Чорок-Ча, и на том другом воине. Мы все идём, шествуем вместе со зверем Аш.
Глаза его блеснули, необычайно ярко отразив свет факела. Словно это был их собственный свет. Лира вздрогнула. Происходило свёртывание картины, сопровождаемое нарастающим гулом. Она ощутила тяжесть в руках. Захотелось стянуть с ушей пелену. И вдруг поняла -- кубок! Что это было в кубке? Дыхание с хрипами, воздух тяжёлый и вязкий, как кисель. Она хмельными влажными глазами посмотрела на чашу в руках, взболтнула густой нектар в ней, и он плеснулся с металлическим звоном. Закрутился водоворотом, и обод чаши закрутился следом -- золотым колесом.
Когда Лира открыла глаза, было уже светло. Над ней, лежащей на ворохе подушек, болталась курильница. Серебряный поддон висел на трёх цепочках, закреплённых на кольце у потолка. С поддона лился густой благовонный дым, и вся конструкция покачивалась. Губы Лиры сложились в грустную и от части ироничную улыбку: всё повторялось. Потеря памяти, видения, смена места пребывания, скачок в пространстве... Но что это был за шум вокруг теперь? Что за покачивание?
Она поспешила встать, но тут же поняла, насколько низок был потолок. Серебряный поддон курильницы раскачивался на уровне головы, грозя нанести удар в висок. Помещение было крайне тесным. К стенам прилегала решётка, а сами они обступали её кругом. Помещение было цилиндрической формы. Она оглядывала узорчатую ткань за решёткой, крутила головой по кругу, и голова сама пошла кругом. Ещё и густой молочный дым, что лился с припотолочной курильни... Лира отдышалась и попыталась вспомнить, что было до того, как она потеряла сознание. И вспомнила: этот блеск в глазах императора Ру-Гьял! А потом возник в сознании образ отвратительного набелённого белилами тонкопалого царя Хорон-за. "Всё одно и то же, - думала он, - какая разница, кто чей царь -- власти одинаково плевать на народ, на простых людей. Власти преследуют свои интересы. А я? Жертва...". И если бы она знала, насколько точны были эти её мысли!
На одном из прутьев находился некий механизм с анкерами и пружинами, напоминающий запирающее устройство, примитивный замок. Чуть в стороне, отшлифованные трением, располагались петли дверцы. Лира потянулась к прутьям и попыталась толкнула дверь, но та оказалась запертой. И вдруг её стало ясно, что стены, находившиеся за прутьями завешивала ткань. Ткань эта чуть колебалась. Лира просунула руку в решётку и тронула ткань... рука ушла в пустоту -- никакой стены за ней не было. Она потянула ткань на себя, и сбоку открылась прореха. Оттуда плеснул дневной свет. Лира потащила ткань на себя, начала сматывать её, растаскивая "стены" и обнажая прутья.
Из-за прутьев решётки показались головы в меховых шапках, наплечные ременные перевязи, древки луков. То были воины Ваджара, шествующие рядами. Лира смотрела на них чуть сверху. И тут ей всё стало понятно. Её везли в огромной украшенной клетке. Клетка была укрыта роскошными тканями и находилась в повозке. Отсюда и покачивание. Но повозка не была колесницей -- очевидно, население Ваджара вообще не пользовалось колесом, этим священным символом, в бытовых целях.
Платформу, на которой стояла её клетка, везли на могучих спинах, затянутых густой длинной шерстью, вьючные животные. Лира видела торчащие из-под волосяных бугров рога на их головах. А дальше тянулись ряды пеших и конных воинов.
Захотелось вновь завесить решётку покрывалами -- шествующая армия подымала клубы пыли и песок уже хрустел на зубах, слезились глаза. Запах курящихся у потолка благовоний перебивался вонью тяглового скота, человеческого пота, кислой свежевыделанной кожи и совершенно незнакомых запахов горных пустынь.
– Эй!
– закричала Лира.
– я здесь! Кто-нибудь!
Ни один из воинов не поворотил головы. Меховые шапки плавно колыхались, раскачивались в стороны древки луков и копей. Она закричала вновь, но опять не получила ответа. Она словно и не существовала для них вовсе. Несмотря на то, что голос её был единственным раздававшимся в этом море людей голосом. Армия двигалась молча, и только ездовые и вьючные животные редко ржали и храпели, да гул тысяч ног был фоном всему.
Лира впала в уныние. Не ей было судить этих людей, не ей -- оценивать мораль и законы, властвующие в их обществе, этику обхождения с гостями. Но всё же присутствовало явное ощущение того, что её обманули, что некие неведомые силы пользуются ей. Это вызывало обиду, невысказанный протест. Она упала на подушки и заплакала от беспомощности. Никогда ещё она не казалась себе такой слабой, и неоткуда было ждать помощи, объяснений. Больше всего на свете в ту минуту хотелось ясности и простоты.
Много ли времени прошло, откуда выходило здешнее Солнце и куда садилось -- было не разобрать. Она находилась в прострации, то забываясь в томительной дрёме, когда приходили страшные видения, то бессмысленным взглядом следила за раскачиванием серебряной курильни, слушала мерное клацанье трёх цепочек.
Пронёсшийся по толпе воинов крик ознаменовал привал. Заголосили вокруг, забегали, покатился по рядам треск походной посуды -- готовили обед. Молча воин, разодетый в синие с позолотой шаровары и тёмный кафтан поднёс Лире пищу. Это явно был не простой солдат. Возможно, дружинник или сотник. Лира принялась расспрашивать его. Но он молчал и улыбался одним уголком рта, поглядывая на девушку снисходительно и даже с некоторой жалостью. Приоткрыв дверцу, он поставил поднос с изящным графином, серебряным кубком и тарелкой чего-то, напоминавшего рис и тушеные овощи. Взобравшись на борт её повозки, бросил окаменелый кусок смолы в курильню. Отнюдь не холодное равнодушие было во взгляде его раскосых глаз, а душевная отягчённость работой, явно не приходившейся ему по душе.