Ни живые, ни мёртвые
Шрифт:
– Давай поговорим, когда критические дни закончатся?
– Инграм закурил, точно от одного только моего присутствия ему нужно было срочно расслабиться.
– Не хотелось бы выслушивать очередную истерику.
Я зло оскалилась, всеми силами ненавидя его. После случившегося хотелось срочно выпить, но никак не стоять в голой комнате и препираться с этим инфатильным клоуном.
– Я бы послала тебя, но, боюсь, ты уже там.
Его взгляд - как мощная грозовая туча, которая вот-вот швернёт на тебя смертоносный поток воды. Тонкий лёд опасно трещал под ногами, но я упорно шла вперёд, как и всегда при встрече
– Я тоже могу дать тебе бесплатную рекомендацию: логика - не твоё, - Инграм возвысился надо мной, но я совершенно его не боялась.
– Как и рациональное рассуждение. Лучше займись своим любимым шитьём: там как раз буйная фантазия и образное мышление приветствуется.
– Ты из рода Кассов, к которому когда-то принадлежала Ивет?
Признаю, это очередной глупый ход. Почему-то, когда я находилась рядом с Инграмом, все мои привычные махинации и уловки не действовали, а мозг отказывался придумать что-то гениальное, а не идиотское, как в этот раз. Я попросту не понимала, как вести себя рядом с Инграмом, что говорить и чувствовать, ведь он - манипулятор и лжец, каких поискать. Не обхитрить, не обойти, ни подобраться - всюду его капканы, колкие слова, кровавые нити паутины.
– Долго же ты складывала два плюс два, - хмыкнул Инграм, выдохнув дым мне в лицо.
– Я уже боялся, что у тебя получилось пять.
– Кто такой Людвиг Донован?
– задавая вопрос, я мысленно себя проклинала. Ведь обещала же самой во всём разобраться! Но видит Гуань Инь, я зашла в тупик.
И помочь мне может только всесторонне недоразвитая личность.
До чего же я докатилась.
– Отец Рэбэнуса, разве не очевидно, глупенькая?
– парень хмыкнул, облизав уголок бледных губ.
– Зачем же тогда Ивет приютила Рэбэнуса, если у него был отец?
– не понимала я логическую последовательность исторических событий.
– Кто поймёт этих женщин, - пожал он плечами и, зевнув от скуки, оставил тлеть сигарету в пепельнице.
– Если ты решила, что я всё знаю, то ошибаешься.
– Знаешь.
– С огнём играешь, птенчик, - Инграм чуть наклонился, и прядь белых волос выбилась из идеально приглаженной назад причёски.
– Какой огонь? Потухшая спичка, не более, - применила я его приём провокации.
– С чего такая уверенность, Равенна?
Моё имя из его уст - и всё, я не могла даже пошевелиться. Точно заклинание, лишающее меня всего: свободы, движения, мыслей, чувств - саму жизнь. Отняли ключ от собственного тела - и маленькая девочка билась внутри, рыдала навзрыд, но не имела ни единого шанса достучаться до сердца.
И Инграм это прекрасно знал.
Он медленно коснулся моих волос, и я пожалела, что они сейчас оказались спутанными и негладкими: хотелось увидеть в чёрных глазах восхищение от моей красоты.
А не бездну.
Инграм томно наклонился к моему уху и шумно вдохнул запах цветущей сливы. Дрожь прошлась по всему телу, тугим узлом завязался желудок, а в лёгких... нет, не дым и не бабочки - а чёрные вороны, крыльями рассекающие артерии.
Он так близко. И столь невероятно далеко.
Засунув руку под плащ, Инграм дразняще прошёлся пальцами по моей спине и вызвал новую волну мурашек. О боги, до
Но я не знала иной любви, кроме той, что с шипами. Она оставила мне шрамы на память.
Чёрные и синие - наши глаза находились ровно друг напротив друга. И если я понимала, что выдавала во взгляде всё безумное желание, то Инграм... в нём хищная пустота, песчаный космос равнодушия, который убивал меня мучительно долго. Я не верила, что проигрывала, однако как бы ни искала выход из сложившейся ситуации, Инграм раз за разом раскрывал все мои ходы.
Ему стоило лишь коснуться меня, потрепать за волосы, как собачонку, и я уже сглатывала тягучую слюну, пряча взгляд. А поцелуй - лихорадка, убивающая последние остатки разума. Ещё один и ещё: Инграм ненасытно впивался губами в мою кожу, пока я пальцами изучала его тело, белые шелковистые волосы, острые скулы, сильные плечи, длинные пальцы, что сжимали мою талию до боли. Мы забыли все обидные слова, сказанные друг другу, и жадно наслаждались жаром то ли возвышенных чувств, то ли первобытной похоти - то и другое балансировало над греховным адом. Мания забыться в друг друге доводила до стонов, поцелуи становились всё настойчивее, а руки уже не сдерживалась, чтобы не залезть под ткань одежды...
– Это чёрное пятно, что я оставил на тебе, - Инграм чуть отстранился от моей груди и приподнял голову, чтобы поймать мой мутный взгляд, - как оно ощущается?
– Как любовь, - не думая, ответила я, тяжело дыша.
– Мне казалось, мы ненавидим друг друга.
– И это тоже.
Я знала, что сумасшедшая. Слишком сильные жертвы ради мужчины. Но этот мужчина ещё не мой и, кажется, именно это губило меня. Ещё с приюта я научилась доставать сама себе всё, что желала, со мной общались только те, кого я называла «собачонками», никто и никогда мне не сопротивлялся, не преграждал путь. Всё всегда было так, как мне хотелось, и никак иначе.
Всё до него.
До Инграма Касса.
И быть нашей любви бушующим пламенем, а не тлеющим угольком.
– Инграм! Ты не видел...
Арни застыл в дверях, увидев нас обнимающихся, и жаль, что не раздетых. Но Инграм не стал ничего поспешно скрывать от друга, а лишь с самым невозмутимым лицом выпрямился, поправил капюшон чёрной толстовки и подошёл к нежданному гостью. Дыхание постепенно успокаивалось вместе с полыхающими чувствами, но сердце стучало как бешеное ещё долго, а разум отказывался верить в произошедшее. Каждый раз Инграм сам начинал игру и каждый раз её обрывал, умудряясь поставить меня в патовое положение.
Ещё один шаг - и окончательный мат.
Мне? Серьёзно?
Я ведь богиня. Непобедимая, гордая, жестокая. Со мной лучше не связываться - горько пожалеешь. Я обгладывала кости врагов как любимое лакомство, танцевала на чужих слезах янгэ?, мне никогда не было дело до людской боли - я выше этого. Выше всех.
Но как же глубоко я пала.
Меня свергли беспощадно, как сикирой отрубили голову: и теперь валялась бездыханным телом, оживая лишь в те моменты, когда приходил он.