Ничейная земля
Шрифт:
— Конечно, он не чокнутый, — согласился я. — И я рад, что тебе с ним интересно. А вот я, к сожалению, не умею ни жарить змей, ни стрелять.
— Ничего, зато вы много чего другого знаете, — сказал Антон. — С вами мне тоже интересно.
Я вздохнул.
— Вы с Мишей проводите время очень хорошо. Вот только не совсем хорошо, что ты делаешь это в ущерб учёбе. Миша когда-нибудь заглядывал в твой дневник?
Антон даже рассмеялся.
— Вот ещё! Делать ему больше нечего, что ли?
В тот же день я в форме лёгкого намёка посоветовал Мишке посмотреть
— Он сказал, что не хочет меня видеть до тех пор, пока я те двойки не закрою пятёрками, — сообщил Антон уныло. — Это значит, я должен буду получить пятёрки по русскому, по истории, по биологии и по немецкому! Он сказал, чтобы я без дневника с пятёрками к нему даже не приходил. Сергей Владимирович, что это с ним вдруг?..
Я чуть не засмеялся, но всё-таки сохранил серьёзный вид.
— Я полностью согласен с ним, — сказал я. — Ты очень даже неглупый, можешь хорошо заниматься, если захочешь. Поверь мне, Миша не шутит. Придётся тебе поработать.
— Но это же нереально! — вскричал Антон. — Пять пятёрок!
— Я уверен, ты можешь и десять получить, — сказал я.
Судите сами: в течение следующей недели Антон заработал не пять, а семь отличных оценок. Сначала он гордо показал их мне, а потом спросил:
— Теперь он захочет меня видеть?
Я улыбнулся.
— Попробуй, сходи к нему. Он, наверно, уже по тебе соскучился.
Из любопытства я присутствовал при этой знаменательной встрече. Наведавшись к Мишке в гости, мы с Антоном застали его в неглиже — в трусах и тельняшке. Он опять был небрит, и от него попахивало водкой. Увидев нас, он метнулся в другую комнату, на бегу крикнув нам:
— Обождите, я щас!
Через пять минут он вышел к нам уже в брюках, а на подбородке у него красовался свежий порез от бритвы.
— Я тут маленько расслабился, извините, — сказал он смущённо.
— Да мы уже заметили, — усмехнулся я.
Антон торжественно достал свой дневник, торжественно подошёл к Мишке и не менее торжественно открыл нужную страницу.
— Вот! — сказал он, показав пальцем на пятёрку. — А ещё вот, вот, вот… вот и вот.
Наверно, Мишкино похмелье было виновато в том, что он свёл весь педагогический эффект своего поступка на нет, сказав дрогнувшим голосом:
— А я думал, ты обиделся и больше ко мне не придёшь…
— Он был слишком занят, — сказал я. — Зарабатывать пятёрки — нелёгкий труд.
Мишка понял свой просчёт и спохватился. Запоздало напустив на себя суровость, он проговорил:
— Чтоб так и дальше было, понял? Ещё хоть одну "пару" получишь, я тебя…
Мишка не закончил угрозу, а Антон ей, разумеется, не поверил.
XIII
Через несколько дней после этого Антон заболел — схватил ангину и с высокой температурой слёг в постель. Мишка, до сих пор ещё ни разу не бывавший у Антона дома, решился навестить его. Он принёс ему апельсины и баночку мёда, но пробыл у него всего минут пять: мать Антона выставила его. Она относилась к Мишке с подозрением и неприязнью; более того, мне кажется, она даже его боялась и считала опасным сумасшедшим, алкоголиком и чуть ли не маньяком.
Пока Антон болел, Галина Фёдоровна не пускала к нему Мишку: тот приходил снова, но она захлопывала перед ним дверь. Не помогло даже моё ходатайство — Галина Фёдоровна не считала общество Мишки подходящим для сына. Расстроенный Антон разболелся не на шутку, а Мишка — не менее расстроенный — запил. Антону удалили миндалины, и его ангина пошла на убыль. Выздоровев, он тут же побежал к Мишке — а тот пьянствовал уже неделю и не смог даже встать. С грехом пополам выкарабкавшись из запоя, бледный, осунувшийся и обросший щетиной, Мишка пошёл к Антону, но Галина Фёдоровна со скандалом прогнала его. Этого ей показалось мало, и на следующее утро она устроила скандал ещё и Мишкиной маме, доведя её до сердечного приступа. Сам не свой от гнева и возмущения, Мишка вызвал матери "скорую" и выставил Галину Фёдоровну, сгоряча послав ей вслед пару крепких словечек. Смертельно оскорблённая, та побледнела и тоже схватилась за сердце, но на своих ногах ушла домой.
Печальная развязка последовала в тот же день. Это было в пятницу; я собирался идти домой на обед, чтобы вернуться к третьему уроку на второй смене, когда на крыльце столкнулся с Антоном. Он был такой бледный, что я испугался.
— Антоша, что случилось?
Он, наверное, с минуту ничего не мог выговорить: во-первых, не мог отдышаться после быстрого бега, а во-вторых, он был явно чем-то потрясён.
— Сергей… Владимирович, — выдохнул он. — Мама… там… лежит!
— Как — лежит? Где? Что случилось?
Я обрушивал на него все эти вопросы, хотя видно было, что он не в состоянии давать связные ответы. Взяв его за плечи, я сказал:
— Так, Антоша, успокойся. И всё по порядку, как было.
Он ещё немного отдышался.
— Я пришёл домой, — начал он.
— Так.
— А мама лежит…
— Ей плохо?
— Она… пельмени… пельмени…
— Что — пельмени?
— Пельмени стряпала… На полу лежит… на кухне… не шевелится… Я сначала к Мише… его нет дома… Батя на работе… я не знаю… туда к нему нельзя…
— Антоша, ты вызвал "скорую помощь"? — перебил я.
Он посмотрел на меня, побледнел ещё больше, хотя это казалось уже невозможным, и помотал головой.
— Это надо было сделать в первую очередь, а не бегать туда-сюда! — сказал я довольно резко.
Антон вздрогнул от моих слов, и я тут же раскаялся за этот тон. Погладив его по плечам, я сказал мягче:
— Антоша, я сейчас из учительской позвоню и вызову. Ты стой здесь и никуда не уходи!
Я пошёл в учительскую — так быстро, как мог. Дозвонившись, я наткнулся на очень дотошную женщину-диспетчера, которой нужно было всё знать в деталях, а не только адрес вызова.