Никита Хрущев
Шрифт:
По свидетельству находившегося в Пицунде Сергея Хрущева, Микоян уговаривал его отца не обострять конфликта и немедленно вылететь в Москву. Вполне вероятно, что, как пишет С. Руденко, Суслов и Брежнев уже позвонили к тому времени Микояну и велели ему как можно скорее доставить Хрущева в столицу [173] .
Вместе с Хрущевым в Москву вылетел и Микоян. В последний раз генерал Цыбин вел в Москву самолет с Хрущевым, с которым они налетали вместе не одну сотню тысяч километров. На аэродроме Хрущева встречал только Председатель КГБ В. Е. Семичастный. Для Хрущева и Микояна стало очевидным, что на пленуме ЦК речь будет идти отнюдь не о структуре управления сельским хозяйством.
На
Но Микояна не поддержал никто из присутствующих. Было очевидно – в том числе и для Хрущева, – что пленум ЦК КПСС, который в июне 1957 года поддержал Хрущева и отверг решение Президиума, на этот раз окажется не на его стороне. Все же среди 330 членов и кандидатов в члены ЦК у Хрущева мог оказаться не один десяток сторонников, и обсуждение на пленуме могло быть также не очень гладким, и члены Президиума ЦК стремились этого избежать. Однако убедить Хрущева «добровольно» уйти в отставку не удалось, и заседание, начавшееся 13 октября, пришлось прервать поздно ночью для отдыха. Все разошлись по домам, условившись возобновить обсуждение утром 14 октября.
Члены Президиума не слишком доверяли друг другу, поэтому после отъезда Хрущева было решено, что к домашним телефонам никто подходить не будет: вдруг Хрущев позвонит кому-нибудь и склонит его на свою сторону.
Однако ночью Хрущев позвонил Микояну, который также не ложился спать. «Если они не хотят меня, то пусть так и будет, – сказал Хрущев. – Я не буду больше возражать».
На следующий день заседание Президиума ЦК продолжалось не более полутора часов. В заключительном выступлении Хрущев сказал: «Вы все здесь много говорили о моих отрицательных качествах и действиях и говорили также о моих положительных качествах, и за это вам спасибо. Я с вами бороться не собираюсь, да и не могу. Я вместе с вами боролся с антипартийной группой. Вашу честность я ценю. Я по-разному относился к вам и извиняюсь за грубость, которую допускал… Я много не помню, о чем здесь говорили, но главная моя ошибка состоит в том, что я проявил слабость и не замечал порочных явлений. Я пытался не иметь два поста, но ведь эти два поста дали мне вы! И несмотря на то, что я талантливый человек, считаю это неправильным. Ошибка моя в том, что я не поставил этот вопрос на XXII съезде КПСС.
…Я сейчас переживаю и радуюсь, так как настал период, когда члены Президиума ЦК начали контролировать деятельность Первого секретаря ЦК и говорить полным голосом… Сегодняшнее заседание Президиума ЦК – это победа партии. Я думал, что мне надо уходить. Но жизнь цепкая. Я сам вижу, что не справляюсь с делом, ни с кем из вас не встречаюсь. Я оторвался от вас. Вы меня сегодня за это здорово критиковали, а я и сам страдал из-за этого.
Я в кости и в бильярд не играл. Я всегда был на работе. Я благодарю вас за предоставляемую мне возможность уйти в отставку. Жизнь мне больше не нужна. Прошу вас, напишите за меня заявление, и я его
Президиум ЦК рекомендовал избрать Первым секретарем ЦК Л. И. Брежнева, а Председателем Совета министров СССР – А. Н. Косыгина.
Как свидетельствует П. Е. Шелест, вопрос о том, кому быть Первым секретарем ЦК, не сразу решился в пользу Брежнева. «У Подгорного было, пожалуй, больше шансов сесть в кресло Первого секретаря ЦК КПСС. Но он сам отказался. И внес предложение – Брежнева. Это было, уже когда освободили Никиту Сергеевича, когда приняли решение с этим вопросом выходить на пленум. И Брежнев сказал:. “Давайте учредим должность второго секретаря ЦК”. А так как второго секретаря в ЦК не было, ну все согласились. Кого? Подгорного. А вышли на пленум, этот вопрос даже не был поставлен. Я до сих пор и не знаю, на каком этапе он был снят. Вот кухня какая…» [175] .
Перед окончанием заседания президиума Хрущев обратился с просьбой предоставить ему слово на пленуме. Брежнев и Суслов высказались категорически против. Как вспоминает П. Е. Шелест, «и тут у Никиты Сергеевича полились слезы… просто градом слезы… “Ну раз так, что я заслужил, то я и получаю… Хорошо, напишите заявление, я его подпишу”. Все. И заявление писал не он… не помню кто, потому что тяжело было смотреть… Я до сих пор вижу лицо Хрущева в слезах, до сих пор. Умирать буду, а это лицо вспомню» [176] .
По свидетельству Мишеля Татю, еще 31 октября 1963 года, когда Хрущев принимал лидера французских социалистов Ги Молле, последний спросил его о новом поколении советских лидеров, которые могли бы наследовать власть Хрущева. «В своем ответе Хрущев на первое место поставил Л. И. Брежнева, которого очень хвалил. Затем он назвал А. Н. Косыгина, которого хвалил за компетентность. Хрущев назвал также Н. В. Подгорного. Мы видим, что Никита Сергеевич весьма точно назвал своих преемников, хотя Хрущев и не подозревал, что все эти перемены произойдут так скоро» [177] .
Во второй половине дня 14 октября в Кремле открылся пленум ЦК КПСС, члены которого заранее прибыли в Москву со всех концов страны.
Заседание открыл Л. И. Брежнев. Председательствовал А. И. Микоян. Присутствовал и Хрущев, которой за время заседания не проронил ни слова. М. А. Суслов сделал доклад, который продолжался всего один час. В нем не содержалось попытки проанализировать деятельность Хрущева за 11 лет, подвести итоги или сделать выводы. Это было крайне поверхностное выступление, в котором все сводилось главным образом к перечислению личных недостатков или «грехов» Хрущева, причем наряду с серьезными критическими замечаниями в докладе содержались и несущественные детали, мелкие придирки.
Суслов сказал, что Хрущев допустил крупные ошибки в своей работе, в руководстве партией и правительством, принимал необдуманные, торопливые решения, допустил организационную чехарду. В последние 2–3 года Хрущев сосредоточил в своих руках всю полноту власти и стал ею злоупотреблять. Все достижения и успехи в стране он относил к своим личным заслугам, совершенно перестал считаться с членами Президиума, третировал их, оскорблял, не прислушивался к их мнению, постоянно всех поучал. Несмотря на неоднократные обращения к нему членов Президиума, он игнорировал их замечания.