Николай Негодник
Шрифт:
— Вроде нет.
— Тогда все в порядке — учтено, взвешено и далее по тексту… Работай, Николай Васильевич, в твои дела никто не будет вмешиваться. Но и ответственность, сам понимаешь… Кто заварил кашу, тому и расхлебывать. Могу только обрадовать — основной противник тоже лишен возможности воздействовать на ситуацию непосредственно.
— Какой еще противник? — удивился Шмелёв.
— Говорю же — основной.
— Черти?
— Ай, не смеши. И не смешивай порядочного росского черта, который и к нечисти-то не относится, с врагом главным. А враг силен, коварен и опасен. Сам еще увидишь. И
Синие стрелки, нацеленные на Татинец и Славель, смотрелись зловеще и неотвратимо. Даже ничего не понимающая в географии с топографией русалка охнула и крепко сжала руку князя — зловещие символы подействовали и на нее. У кота, к которому во время процедуры инициации речи перешло большинство знаний Змея Горыныча, шерсть встала дыбом и округлились глаза.
— Это пипец, — пробормотал Базека и машинально схватился за бутылку. — И все на наш редут.
— А кто говорил, что будет легко? — Израил Родионович достал откуда-то из бездонных карманов красный карандаш и ткнул в карту немного южнее города. — Летом Орда будет здесь.
— Когда точно, неизвестно? — Голос Шмелёва был сух и деловит.
— Тебе по полочкам разложить? Дебил, что ли? — удивился ангел. — Самому головой подумать не судьба?
— Не груби князю! — Русалка подскочила, красивая и рассерженная одновременно. — Ой, извини, Израил Родионович.
— Да чего там, — усмехнулся Изя, — дело житейское. Вот смотри, Василич, кочевники будут наступать двумя малыми ордами. Одна прямо на тебя через Булгарское ханство, а вторая пройдет южнее, отрезая Татинец и Славель от низовских княжеств. После твоего падения, да не зыркай так, я теоретически, да… После твоего падения планируют встретиться у Владиславля, чтобы потом опять разойтись. Глорхи-багатур, командующий северной ордынкой, вернется назад, на зачистку местности, а сам Пету-хан возглавит поход на запад, к последнему морю.
— Я и говорю — пипец, — повторил Базека.
— Как бы не хрен, — возразил князь, к которому, воспользовавшись трагичностью момента, забралась на колени русалка. Николай неосознанно поглаживал Яну по спине, но мысль не потерял. — У нас есть чем встретить незваных гостей.
— Мало, — упорствовал кот. — Огнестрельное оружие против Орды? Не смеши — тысяч пять завалишь в первые полчаса, а остальные из тебя бефстроганов сделают.
— Я бессмертен, не забывай.
— Не стал бы на это сильно рассчитывать, — хмыкнул ангел. — Убить не убьют, но разве мало других способов избавиться от бессмертного? Могут в бетон целиком закатать или стаю вампиров приставить на веки вечные, служил бы им бесплатной столовой.
У русалки недобро блеснули зеленые глаза, а зрачки в них вдруг стали вертикальными:
— Я сама любого кровососа живьем сожру вместе с потрохами.
— Яна, не груби гостю, — Шмелёв приобнял боевую подругу за плечи и пересадил на лавку. — Я верю в твои чувства. Но не стоит проявлять их слишком бурно. Не здесь и не сейчас.
— Ночью?
— Тьфу ты…
— Не беспокойтесь, Яночка, — заверил Израил Родионович. — У вас еще будет с кем повоевать. Ведь после разделения наших миров большая часть всякой гадости досталась вам. Нечисти, я имею в виду. И сдаваться без боя она не собирается.
— Я заметил, — согласился Шмелёв. — А наступающие на нас кочевники, кто они?
— Пока еще люди, но направляет их именно нечисть. Да так бывает везде и всегда.
— Понятно… А вот скажи мне, Израил Родионович, смогу ли я теперь в свой мир вернуться?
Ангел ненадолго задумался, а русалка затаила дыхание, со страхом ожидая ответ.
— Домой? Да, пожалуй… Пошли!
— Что, прямо сейчас?
— Ага.
— А как же… — Николай не договорил. — Но летом же…
— Вот именно! Так что неси свою ношу и не пищи. Ну что, выпьем на посошок? — Повинуясь взгляду ангела, со стола поднялись стаканы и застыли в воздухе. — За нас, за попаданцев! И пусть Спящие проснутся!
— Кто? — не понял Шмелёв.
— Да ты и сам знаешь, — туманно пояснил Израил. Потом чокнулся со всеми, включая ученого кота, выпил одним глотком и, превратившись в луч света, исчез в синем небе прямо сквозь оконное стекло.
Коля долго смотрел ему вслед. Но вот, наконец, повернулся к Яне и тихо прошептал:
— Странный тост. Но знакомый.
Глава 12
В начале лета в Татинец стали стягиваться войска. Он так и остался столицей объединенного княжества, хотя Юрий Всеволодович и приглашал Шмелёва переехать в Славель, располагавшийся совсем чуть-чуть, но подальше от границы. Николай отказался — в новом городе вольготнее дышится. А старому-то на тридцать лет больше.
Народ на стенах и у ворот, одетый нарядно по случаю внеурочного праздника, встречал прибывающих воинов цветами, хлебом-солью да едкими, порой переходящими всякие приличия комментариями. Время еще не сгладило не самые приятные воспоминания о житье-бытье до переселения в Татинец, и то, что сопредельные княжества присылали малые дружины в общее войско, не делало их правителей лучше или добрее. Пополнение принимали деловитые домовые и без лишней суеты определяли на постой. Город впитывал людей, как губка.
Все это столпотворение не могло не радовать главного хлебного поставщика армии — бывшего франконского купца, бывшего Бертрана Куртуазье. Два раза бывшего потому, что ушлый негоциант еще пару лет назад принес присягу Николаю Шмелёву, предварительно перевезя из провинциальной Лютеции семью и немалый капитал. И вот новый русс Борис Кутузов, сверкая толстой золотой цепью поверх малинового кафтана, поучал старого компаньона с тех еще, франконских времен:
— И в первую голову, Рене, никому не говори своего имени.
— Это почему же? Разве здесь настолько не любят иноземцев?
— А за что их любить, скажи мне на милость? Знаешь, в мире существует весьма ограниченное количество любви, впрочем, и добра тоже. И растрачивая их на подозрительных чужих, что же оставишь своим?
— Но мое имя, что в нем не так?
— Дурак ты, Рене, и имя у тебя дурацкое. Обязательно смени, иначе никогда не станешь… хе-хе… будешь торговать объедками с нашего стола. И ради этого стоило покидать Лютецию?
— Ты говоришь, как настоящий русс, Бертран.