Никто не умрет
Шрифт:
– А ты знаешь, что в этих бутылках? Чистый растворитель, который стоит копейки, разбавленный спиртом, чтобы пахло водкой. Это - отрава.
Тут Мария не выдержала, вскрикнула, подхватила в руки тяжелую сумку, и припустилась по дороге на полусогнутых ногах с такой скоростью, что, когда Сергей пришел в себя от услышанного, ее уже и след простыл.
А Мария, добежав до баньки, первым делом кинулась к своему самогонному аппарату. Бросила тяжелую сумку в предбаннике и со слезами на глазах стала разбирать агрегат. Каждый проводок, каждая посудина, давались ей через душевные муки. Она стонала и причитала, как над покойником. И когда аппарат стал похож на груду бытового хлама, она решила избавиться от всех запасов самогона. Начала с сумки,
Гл.10 НАСЛЕДНИК
Якудза сидел перед домашним алтарем. Он был в своем неизменном посеревшем от времени кимоно, подпоясанном обесцвеченным по той же причине некогда черным поясом. В комнате стоял терпкий запах пота и индийских благовоний. Хан вошел и встал позади него. Ему не терпелось начать расспросы, но он умел ждать. Якудза неторопливо поднялся.
– Ты сегодня был очень не внимателен, - раздался его бесстрастный голос, - Иди, отдохни. Акено тебя накормит. Завтра поговорим.
Спарринги старших мастеров обычно продолжались дотемна. Странное поведение Хана, который задал вопросы, которые не он от него не ожидал услышать и назвал имена, которые он никогда при мальчике не упоминал, и связанное с этим событием нехорошее предчувствие заставило Якудза закончить тренировки раньше обычного времени и уединиться в молельне.
– У меня очень много вопросов, - сказал Хан угрюмо, - Я жил среди чужих людей. Я жил чужой жизнью. Ты обманывал меня. Почему? Расскажи мне правду сейчас. Еще один день во лжи для меня слишком большой срок.
Хан достал из перекинутой через плечо сумки фотографию рыжего мальчика и протянул ее учителю.
Якудза встал напротив него, скрестил руки на груди. Он смотрел в глаза Хану, а не на фото, молчал. "Он хочет правду, а услышит очередную ложь. Да простит меня Будда, - думал Якудза, разглядывая взволнованное лицо ученика, - Я должен врать, чтобы исполнить долг. Но та ли истина, которой является то, что ты считаешь сейчас правдой? Для всех нас истина во лжи, которая приведет к желаемому результату. Правда, которая поставит наши планы под угрозу, не нужна никому".
Хан ждал, что скажет тот, которому прежде он верил, больше всех на свете, кого считал для себя чуть ли не Буддой на земле.
– Хорошо. Я буду говорить, но и ты будешь слушать, - начал Якудза, - Да, я скрывал от тебя правду и заставлял всех молчать. Было очень важно, чтобы никто не знал кто ты, откуда и что здесь делаешь. Олег и Полина - не твоя семья, это правда. Ты родился не в России, а в Японии на острове Окинава в семье кумитё клана якудза, Такахаси Кацуро. По преданию, твой род берет начало от аристократических корней. В те времена еще не было фамилий. Великого Токугава, оставивший своим наследникам умиротворенную Японию, за верность и воинские заслуги одарил главу клана "Водяной дракон" обширными владениями на островах, которые ныне принадлежат Китаю, чуть позже, после гибели нескольких его врагов - ему отошла часть острова Окинава.
Хан сжал кулак, лощеная бумага старой фотографии с хрустом смялась, но Хан этого не заметил, слова Якудзы поразили его. Он ожидал чего угодно - что он внебрачный сын самого Якудза или его внук, что он похищенный из богатой японской семьи сын, за которого отказались платить выкуп, кроме того, что услышал.
– У Кацуро было два сына в браке. Но только первый - Итиро - с младенчества проявлял невероятное упорство и способности. Воля малыша, его решительность вызывали у членов клана суеверное уважение. Отец еще при жизни объявил его "наследником" и дал тайное имя, которое никто, кроме него не знал. Испокон веков все наследство рода Такахаси передавалось первому
В душе Хана поднималось, вымещая обиду, с которой он пришел к учителю, непонятное возвышенное чувство. Он начал понимать, что предназначен для большего, чем сидеть в офисе и перебирать бумаги. Он - старший сын главы клана якудза, а не какого-то уездного начальника милиции! И у него есть родной брат!
– Ты - второй сын, ты - воин.
Чувство гордости сменилось разочарованием, но не надолго. И хотя было немного обидно, что он - всего лишь тень величия, второй номер, восторг и гордость переполняли его сердце.
– Кацуро в Китае взял в дом двух китайских девушек, и они жили вместе с ним на его вилле на правах гражданских жен.
Хан криво усмехнулся.
– Хотел бы я так жить!
– Не стоит этому завидовать, - покачал головой Якудза, - Твой отец в своих планах не учел китайский характер и попался на этом в коварную ловушку. Но об этом я скажу позже. Итиро, так на людях звали твоего старшего брата, остался на острове Окинава с матерью, а тебя отец забрал с собой в Китай...
– Итиро - это мой брат? Как же меня зовут?
– Я не учил тебя перебивать старших, - поморщился Якудза, - Хочешь знать, умей слушать.
– Все-все, я понял, извини, сэнсэй, я нервничаю.
– Я продолжаю. Клан был очень могущественен на Южном Острове, и были времена, когда вся Япония склоняла голову перед бесстрашием твоих предков. Все они были великими воинами. В Маньчжурии у твоего отца был роскошный дом, он стоял на берегу Желтого моря недалеко от русского порта "Дальний". Оттуда, из своей китайской резиденции, он продолжал править своими "младшими братьями", "внуками" и "правнуками" в Японии и России. Его воля простиралась за два моря. Он был великий оябун, безжалостный и справедливый. Я сам юношей мечтал стать членом "семьи". Но, так как мои родители были очень бедны и не могли дать мне ни положения, ни денег, я стал заниматься борьбой "айкибудзюцу", надеясь, что когда-то он меня заметит. Мне повезло - в семнадцать лет меня заметил Мамору, начальник охраны твоего отца. Я был счастлив, что моя жизнь будет связана с Кацуро незримой и неразрывной нитью. Я готов был отдать свою жизнь за его одобрительное слово. Он был особенным человеком. Его взгляд проникал прямо в мозг. Он знал, о чем думал его собеседник, раньше, чем тот успевал произнести хоть слово. И если слова были лживы, горе тому смельчаку. Рядом с твоим отцом всегда были преданные и честные люди, свято чтящие Бусидо. Итак, я стал его телохранителем. Итак, я приближаюсь к самому главному и печальному моменту истории целого клана якудза и твоей биографии. В тот вечер праздновали день рождения первой дочери Кацуро...
– Так у меня еще и сестра есть?!
Хан переминался с ноги на ногу от нервного возбуждения. Он старался выглядеть спокойным, но его состояние прорывалось наружу нетерпеливыми движениями и репликами.
– Уже нет, - ответил Якудза и чуть подождав, будто почтил память девочки минутой молчания, которую Хан, не смотря на испытываемое нетерпение, не решился нарушить, продолжил.
– Что-то произошло во дворе. Оттуда послышались крики и выстрелы. Кацуро выскочил из-за стола и приказал всем женщинам и детям уходить вглубь дома, подозвал к себе Мамору и сказал ему что-то. Тот поцеловал перед ним пол и исчез, потом кумитё позвал меня, и приказал мне "Спаси Дайсуке (так тебя звали в младенчестве), даже, если сам Будда встанет на твоем пути". Я взял тебя на руки, к тому времени ты был уже тяжел. От испуга ты вырывался и царапался, как звереныш. Но я закатал тебя в старинный персидский ковер и выбросил его через окно санузла во двор. Потом выбрался сам, подхватил сверток и побежал. Я бежал, держа тяжелый сверток на плечах, и молился, чтобы с тобой ничего не случилось. Я слышал выстрелы и крики раненых. Мне безумно хотелось вернуться к Кацуро, чтобы защитить его, но я не мог нарушить его приказ.