Нил Сорский и традиции русского монашества
Шрифт:
Исхождение из кельи допускалось по «Уставу скитского жития», который был принят в Нило–Сорском скиту, во вторник, четверг, субботу и воскресенье (т. е. в непостные дни), Великим постом — только в субботу и воскресенье (РНБ. Кир. — Бел. №25/1102. Л. 230).
В кельях иноки могли собираться вместе или принимать странников только для духовного наставления. «Въ юлияхъ же нашихъ таковымъ подобаетъ приносити словеса братиямъ и страннымъ; о нихъ же извствуемся, яко къ съзиданию и исправлению душамъ творити беедование, имуще сему с художьствомъ слышати и рещи полезнаа» [469] .
469
Там же. С. 8.
Это правило «келейнаго пребывания» считалось святыми отцами одним из обязательных условий спасительной жизни инока. Постоянное пребывание в келье, наряду с постом и сокрушением о грехах, основатель египетского скита Макарий Великий почитал особенно необходимым для инока [470] . В «Житии Арсения Великого» сказано о святом, что он «не исхождаше чясто» из своей кельи, «инии убо творяху службу его» (РГБ. Вол. № 630. Л. 272 об.). После преставления Арсения Великого старцы скита рассказывали своим ученикам, что святой «все время жизни его седя над ручным делом, платъ имаше на лоне, слез ради падающих от очию его» (РГБ. Вол. № 630. Л. 271).
470
Казанский П.С. История православного монашества на Востоке. Ч. 2. М., 1856. С. 57.
Некоторые подвижники скита, как сказано в патерике, не оставляли свои кельи даже ради церковной службы: «Глаголаху о авве Марку египтянин, яко прбысть 30 лет, не исходя ис келиа своея, имаше же обычай презвитеръ приходити и творити ему причащение» (РНБ. Кир. — Бел. № 20/1259. Л. 92). Пресвитер Руфин сообщает, что в пустыне Келлий по скитским традициям монахи пять дней в неделю безысходно находились каждый в своей келье, и только обладающие «даром назидания» могли заходить в кельи к инокам [471] .
471
Жизнь пустынных отцев. С. 92.
Оговаривая меру «пищи и пития», Нил Сорский особо подчеркнул, чтобы «пианство же пити» в скиту не держали «никоего питиа» [472] . В этом он, очевидно, придерживался устава Кирилло–Белозерского монастыря. Пахомий Серб, написавший «Житие и подвиги преподобного отца нашего игумена Кирилла», особо отметил, что Кирилл Белозерский «устави же не токмо же при своем животе меду и иному, елика пианства имуть, не быти, но паче и по своем преставлении таковым не обретатися повеле» [473] .
472
Предание и Устав. С. 9.
473
Преподобные Кирилл, Ферапонт и Мартиниан Белозерские. С. 90.
Нил Сорский в своем «Предании» строго предупреждал братию об опастности «самочинства» в скиту, т. е. жизни по своей воле. «Мноземъ же ненавидимо, еже по Бозе своеа воля отсечение, но свое кождо оправдание лихоимствуетъ. О таковых въ Божественней Лествици рече: лучши есть отгнати, неже своа воля оставити творити» [474] .
Этот принцип монастырской жизни сохранил в своем монастыре и ученик старца Нила — преподобный Иннокентий (Охлябинин). В разделе «О самочинниках» своего «Завета» он записал: «Аще который братъ нашь инокъ не въсхощет управляти свое жительство по божественныхъ заповедех и по написанию господина и учителя моего старца Нила, и по сиему нашему письмени, но убо самочиниемъ и самовольством въсхощет водитися, таковаго настоятель и братиа да накажут. Аще ли и по наказании не исправится, сего убо настоятель и братиа измещут от пустыни, яко плеву от жита» (РНБ. Кир. — Бел. № 25/ 1102. Л. 286 об.). Раскаявшихся принимали обратно.
474
Предание и Устав. С. 5.
Нил Сорский в своем «Предании» различает «самочинников» и согрешающих «от разленениа или небрежениа». Все согрешения иноков должны были исправляться только духовным наставлением. «Предание» Нила Сорского, как и «Предание» Саввы Освященного, почти ничего не упоминает о монастырских наказаниях. Скитский устав не предусматривал разработанной системы наказаний, как, например, общежительный устав Пахомия Великого [475] .
«Аще ли же кто отъ братии от разленениа или небрежениа испадеть отъ преданныхъ ему в нёкых, исповедати подобаетъ сиа настаящему, и тъи, якоже подобаетъ, исправить съгрешениа. И тако аще в келии лучится съгрешение, или вне где изшедшему, исповеданиемъ исправити сиа» — сказано в «Предании» Нила Сорского [476] . Нежелающие изменить свою жизнь должны были оставить монастырь. В «Предании» Саввы Освященного говорится, что, если иноки повинны в раздоре до драки и не примирятся, их надо изгнать из лавры; если повинны в пьянстве, сварах, нанесении обид, составлении партий, пусть исправятся или удалятся. Основное лаврское наказание (епитимья) заключалась в том, чтобы безвыходно находиться в келье (кроме богослужебных часов) на покаянии [477] . Иноки, ушедшие из лавры по своей воле, уже не могли вернуться. В Нило–Сорском скиту это правило смягчалось. Как свидетельствует «Повесть о Нило–Сорском ските», самовольно ушедших, но раскаявшихся и вернувшихся принимали вновь в скит [478] .
475
Лилиенфельд Ф. О литературном жанре. С. 92.
476
Предание и Устав. С. 5.
477
Киновиальные правила Саввы Освященного. С. 184.
478
Повесть о Нило–Сорском ските. С. 18.
В свое «Предание» Нил Сорский поместил, видимо, не все правила, которые действовали в его скиту. Типикон, очевидно, дополнялся устной традицией, освященной авторитетом старца Нила. Оставляя «Завет» своему монастырю, преподобный Иннокентий прямо ссылался на своего «учителя старца Нила», хотя не все правила из его «Завета» можно найти в «Предании» Нила Сорского. Именно из «Завета» преподобного Иннокентия мы узнаем, что в вопросах собственности Нил Сорский держался древних скитских уставов [479] .
479
Это обстоятельство ранее уже отмечалось Лилиенфельд, см.: О литературном жанре некоторых сочинений Нила Сорского. С. 93.
Понятие «мое» в скиту практически отсутствовало. Одной из высших добродетелей скитского инока было полное нестяжание. Келья также не являлась его собственностью. Если монах уходил из скита, то терял все права на нее. Если даже возвращался, то не мог требовать назад ту же келью. Это решалось только по воле настоятеля.
«Аще кто брат нашь инокъ» — сказано в «Завете» преподобного Иннокентия — «поставит себе келии въ пустыни нашей, и потомъ аще отидет ис пустыня сея, и тхъ келей не отдати, ни продати никому и не купити у него никому. Но владают тми келиами настоятель и ту живущая братиа. Аще ли преже реченный братъ възвратится в пустыню сию, и убо надъ rfeми келиами власти не имат» (РНБ. Кир. — Бел. № 25/1102. Л. 285 об.).
Если инок даже купит келью в монастыре, то, уходя, все равно не имеет над ней власти. И если возвратится, не может ее требовать назад: «и по отхождении и по прихождении, не имут власти над тми келиами» (РНБ. Кир. — Бел. № 25/1102. Л. 286).
Это правило о собственности сближает скит с общежительным монастырем, где инок не имел власти и «над чашей». В особных житиях каждый монах покупал себе келью сам, а затем распоряжался ею по собственному усмотрению. В скиту действовал иной принцип: «а живущаа братиа иноци на мст сиемь да не торгуют келиами, ни меняют промежи себя, но кииждо въ своихъ келиахъ живеть» (РНБ. Кир. — Бел. № 25/1102. Л. 286 об.).
Правила «о келье» из «Завета» преподобного Иннокентия вполне согласуются с «Правилами Саввы Освященного», где сказано, что уходящий из лавры монах не имеет права «свои келии или совершенно продать или подарить их, но принадлежит это право святой обители», а достойные и нуждающиеся иноки должны получать кельи от игумена; даже старец не мог оставить келью своему ученику. Интересно, что на Афоне в скитах действовало то же правило о келье. Преподобный Максим Грек в своем «Послании» 1518–1519 гг. к великому князю Василию III, упоминая об устройстве скита в Карее, заметил о правиле собственности на келью: «Келлии же те разсеани в ските Карейском.., от них же множайшии продаются хотящим на месте том пребывати, и на толики лица купяться и на два и три, яже умръшим купившим паки возвращаются под власть монастырскую» [480] .
480
Синицына Н.В. Послание Максима Грека Василию III. С. 133.