Ночь игуаны
Шрифт:
Ханна. Мне кажется, это дикая орхидея. Верно?
Шеннон. Лаэлия тибицина.
Ханна. О!
Дедушка. Но скажи ей, Ханна, скажи, что до темноты цветы эти лучше хранить в холодильнике, – на солнце они привлекают мух! (Хихикая, почесывает укус на подбородке.) Мэксин. Вам нужны комнаты?
Ханна. Да, да. Только мы не успели предупредить заранее.
Мэксин. Видите ли, милая, в сентябре «Коста Верде» закрыт. Исключение делается лишь по особой договоренности, и поэтому…
Шеннон. А это есть особый случай.
Мэксин. Кажется, вы сами сказали, что они не из вашей группы.
Ханна. Прошу вас, допустите нас в число избранных.
Мэксин. Смотрите-ка!
Дед попытался выбраться из кресла. Шеннон еле успевает подбежать подхватить старика, чтобы тот не упал.
Ханна (тоже бросилась было к деду, но, увидев, что Шеннон уже подхватил его, снова обращается к Мэксин). В первый раз за двадцать пять лет наших путешествий мы приехали, не заказав номера заранее.
Мэксин. Дорогая моя, старику-то место в больнице.
Ханна. Нет, нет, просто утром он немного повредил колено. Ему нужно хорошенько выспаться, отдохнуть – и завтра он будет снова на ногах. Дедушка моментально справляется со всякими недомоганиями, поразительно быстро для такого молодого – ему девяносто семь.
Шеннон. Легче, легче, дедушка. Опирайтесь на меня. (Ведет старика на веранду.) Теперь две ступеньки вверх. Раз, два… Ну, вот и хорошо, дедушка! (Доводит его до веранды и усаживает в качалку.)
Дедушка еле дышит, но все посмеивается.
Ханна (живо). У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность за то, что вы нас принимаете. Просто счастье для нас!
Мэксин. Ну что ж… такого старца не отправишь тут же в обратный путь. Но как я вам сказала, в сентябре «Коста Верде» закрыт. Я принимаю сейчас немногих и по особой договоренности. Мы работаем в этом месяце на особых условиях.
Дедушка (неожиданно прерывая и очень громко). Ханна, скажи этой леди, что колясочка у меня временная. Скоро я уже способен буду ползать, потом ковылять, а в недалеком будущем начну скакать, как старый… горный… козел… Ха-ха-ха-ха…
Ханна. Да, дедушка, я уже все сказала.
Дедушка. Мне тоже не нравится передвигаться на колесах.
Ханна. Да, дедушка считает, что закат Европы начался именно с изобретения колеса. (Весело смеется, но на Мэксин все это не действует.) Дедушка. И скажи еще этой хозяйке… э-э… этой леди… что я знавал отели, в которых не принимали собак, кошек, обезьян, а в некоторых не слишком добивались особой привилегии нянчиться с младенцами в возрасте около ста лет, ха-ха… которых привозят в колясочках… с цветами вместо детских погремушек… (Хихикает с чуть страшноватым, полубезумным выражением лица.)
Ханне скорей всего хочется закрыть ему рот рукой, но приходится улыбаться.
…Ха-ха… с флягой коньяку вместо колечка для зубов, которые еще только режутся. Но ты скажи ей, что эти… э-э… уступки
Ханна. Дедушка, я сказала, что вожу тебя в кресле, потому что ты повредил колено.
Шеннон (про себя). Фантастика!
Дедушка. А как только отдохну, я сам покачу его и сброшу с горы, прямо в море. И скажи ей…
Ханна. Да? Что, дедушка? (Она уже не улыбается. И тон ее, и взгляд полны нескрываемого отчаяния.) Что сказать, дедушка?
Дедушка. Скажи ей, если она простит мне мое постыдное долголетие и эту… временную немощь… я преподнесу ей – с автографом! – последний экземпляр моего первого томика стихов, опубликованных в день… Когда, Ханна?
Ханна (безнадежно). В день вступления на пост президента Улисса Гранта, дедушка.
Дедушка. «Утренний рожок». Где книга? Должна быть у тебя. Отдай ей сейчас же.
Ханна. Потом, попозже. (К Мэксин и Шеннону.) Мой дедушка – поэт, Джонатан Коффин. Ему девяносто семь лет, а в следующем месяце, пятого октября, исполнится девяносто восемь.
Мэксин. Да, старики – занятный народ. Телефон! Извините, я сейчас. (Уходит.) Дедушка. Что, наговорил лишнего?
Ханна (тихо, Шеннону). Боюсь, да. Кажется, она не расположена нас пустить.
Шеннон. Пустит, не беспокойтесь.
Ханна. В городе никто не хотел пускать, и, если мы здесь не устроимся, придется опять катить его через заросли. А куда? Что впереди? Дорога?! А куда? Только в море… Сомневаюсь, чтобы оно расступилось перед нами.
Шеннон. Вам не придется уходить. Я пользуюсь некоторым влиянием на хозяйку.
Ханна. О, пожалуйста, пустите его в ход. Я прочла в ее глазах одно лишь слово – отчетливо, большими буквами: «нет!»
Шеннон наливает воды из кувшина и подает стакан старику.
Дедушка. Это что – выпивка?
Шеннон. Вода со льдом, дедушка.
Ханна. Как вы добры! Спасибо вам. Я, пожалуй, дам ему еще парочку солевых таблеток. (Быстро вынимает флакон из сумки.) Может, и вам? Я вижу, вы тоже в испарине. В жаркое время, да еще под Тропиком Рака, нужно остерегаться обезвоживания.
Шеннон (наливая другой стакан воды). А вы сейчас и в финансовом отношении тоже немного обезвожены?
Ханна. О да! Досуха, до костей, и, кажется, хозяйка это понимает. Впрочем, понять не так уж и трудно – достаточно было увидеть, как я тащу его в гору на себе. Хозяйка как будто неглупая женщина. Она, конечно, сразу смекнула, что такси нам не по карману.
Голос Мэксин. Панчо!
Ханна. Женщине всегда труднее найти общий язык с хозяйкой, чем с хозяином. Если можете повлиять на нее, очень прошу вас, убедите ее, пожалуйста, что завтра, а то и сегодня дедушка уже будет на ногах, и если нам хоть немного повезет, то к этому времени и наши финансовые дела подналадятся. А, вот она. Помогите нам. (Невольно хватает его за руку.)