Ночь печали
Шрифт:
— Все, мы это сделали, — сказал Куинтаваль. — Аду, иди к рулю. Торопись.
И тут внезапно к горлу Куинтаваля приставили нож. Всех остальных схватили, заломив им руки за спину.
— Cu'idate, mi amigo, — тихо сказал Кортес. — Берегись.
На лице Исла отражалось крайнее удовлетворение. Берналь Диас, обычно тихий и скромный, и Пуэртокарреро, непривычно трезвый, наставили на заговорщиков свои мушкеты с таким видом, как будто им не нужно было даже поджигать фитиль для того, чтобы выстрелить в пленников.
— Мы проверяли корабли, Кортес, — объяснил Куинтаваль.
— Как предусмотрительно.
Кортес махнул рукой, и на корабль с другой стороны забрались двенадцать семпоальских воинов, ожидавших сигнала. Воины скрутили Куинтаваля и его сообщников, уложив их лицами вниз.
— Что ты скажешь теперь, Куинтаваль? — Кортес поставил ногу Куинтавалю на спину.
— Вы настаиваете на том, чтобы мы носили доспехи, команданте Кортес, чтобы все наше снаряжение было в порядке. Мы хотели проверить, каково состояние кораблей.
Кортес сильнее вдавил свой ботинок в спину Куинтаваля.
— Во имя Девы Марии, — прохрипел Куинтаваль. — Y todos los santos en el cielo[50].
Кортес несильно ударил Куинтаваля ногой в бок и, пнув его еще раз, перевернул на спину. Куинтаваль лежал, неудобно изогнувшись. Руки у него были за спиной.
— Во имя Марии и всех святых на небесах? Не во имя меня? Исла, как ты считаешь, стоит ли нам скормить их рыбам или забрать их на берег и оскопить?
— Я предлагаю казнить их здесь и сейчас, быстро и не хлопотно, капитан. — Исла всегда был полон хороших идей.
— Берналь Диас, я надеюсь, что ты опишешь в своей книге действия этих предателей. — Кортес направил острие своего меча в сердце Куинтаваля.
— Все остальные не предатели. Я заставил раба и других прийти сюда под страхом смерти, — возразил Куинтаваль. — Хуан и Мануэль немые, они не могли мне противоречить.
Аду прижали лицом к палубе, так что он видел лишь доски и канаты, но он чувствовал открытое море вокруг, слышал, как волны бьются о борт корабля. Этот звук, не имевший ничего общего с происходившим на палубе, музыкой звучал в его ушах. Аду хотелось погрузиться в черную воду, смыть с себя все заботы, завершить свою жизнь чистым. Зачем тратить последние минуты на разговоры с теми, кто тебя все равно не слушает? Зачем позволять им наслаждаться твоим горем? Все остальные пленники, в том числе якобы глухие и немые индейцы, начали плакать и кричать, что Куинтаваль грозился не только убить их, если бы они ему не повиновались и не приняли бы участия в этом неудачном заговоре, но прикончить их жен и отцов, предков и потомков. Аду было нечего сказать.
— Больше, чем предателей, я ненавижу трусов! — прикрикнул на них Кортес.
Отец Аду умер в муках из-за простого пореза. Он порезался железным ножом с деревянной ручкой, драгоценным приобретением, выменянным на шкуру крокодила и мясо гиппопотама на рынке. Порез загноился, позеленел, нога распухла, став толщиной с молодое дерево. Ее пришлось отрезать. Мать Аду умерла при родах, так что в живых остались только его бабушка, братья и сестры. Всех их забрали в семью дяди. Может быть, бабушка еще жива? Когда Аду видел в Семпоале старых женщин за работой, ему казалось, что его бабушка вот-вот поднимет голову и взглянет на него из-за точильного камня. А еще иногда туманным утром он замечал в рядах маиса то тонкую детскую руку, то ножку, мелькнувшую среди стеблей. Это напоминало ему о братьях и сестрах.
— Знаете, о чем я думаю? — спросил Кортес, запрокинув голову, словно разговаривая с яркими звездами в ночном небе. — Я вот что думаю. Давайте потопим эти корабли и покончим с мыслью о том, что нам следует плыть назад. Плыть прочь от победы. Они же не смогут отправиться на Кубу без кораблей, не так ли?
— Нельзя топить корабли, капитан. — Агильяр был в ужасе оттого, что Кортес хочет отрезать им пути к отступлению.
Агильяр вообще был втянут в это приключение не по собственной воле, а неприятностей становилось все больше с каждым мгновением. Ему хотелось, чтобы Нуньес остановил часы и повернул стрелки — пусть время вернется к тому моменту, когда его «спасли». Сначала решение о казни Куинтаваля приняли, бросив кости. Его собирались повесить лишь за то, что он хотел отправиться домой, а теперь еще и корабли пойдут ко дну? Это повредит им всем. Он представил себе офицеров и солдат, носильщиков из Семпоалы, последовавших за Кортесом, представил себе, как они двигаются в глубь страны, в самое ее раскаленное сердце. Агильяр считал это глупостью. Словно они намеревались подобраться к жерлу вулкана, взглянуть на красную кипящую лаву, а затем, погрузившись в транс, прыгнуть в огонь, где они сгорят заживо и никто даже не услышит их последний крик.
А вот у Исла было хорошее настроение. Это он, подкравшись к окну Куинтаваля, услышал, как заговорщики планируют побег. Альварадо с другой стороны здания он не увидел. Следя за домом, Исла заметил, как в дверь комнаты влетел огромный белый мотылек. Более того, Аду, этот дикарь, съел бабочку, как мягкие лепестки ароматного цветка. Этот африканец — настоящий каннибал.
— Может, стоит попросить Ботелло разъяснить нам этот случай с бабочкой? — предложил Агильяр после того, как Исла обо всем рассказал.
— Я знаю, что видел, — настаивал Исла. — И я знаю, что это правда. Глаза не обманули меня. Эта бабочка на самом деле — дьявол. Дьявол руководит этими заговорщиками.
— Но ты ведь сказал, что мотылек был белым.
— Дьявол многолик, мой дорогой Агильяр.
— Отлично сказано, Исла, — заявил тогда Кортес и, не сомневаясь ни минуты, собрал своих верных соратников, которые и последовали за несчастным Куинтавалем к бухте.
Кортес со своими людьми обогнал Куинтаваля, подплыл к самому дальнему от берега кораблю, считая, что именно его и захочет захватить Куинтаваль. За ними следовали двенадцать семпоальских индейцев, которые должны были помочь Кортесу в стычке. Они устроили засаду.
— Зачем нам корабли, если мы не собираемся возвращаться? — заявил Кортес, поймав злоумышленников. — Кто осмеливается спорить со мной?
— Корабли нужны нам для того, чтобы когда-нибудь вернуться на Кубу, — неуверенно протянул Берналь Диас. — Это единственный способ выбраться отсюда. — Ему не нравилась мысль о том, что придется остаться на этих варварских землях навсегда. Как он тогда опубликует свою книгу? — Корабли нужны нам, чтобы перевозить золото, капитан, золото для короля, для Испании.
Берналь Диас еще никогда не спорил с Кортесом и теперь, произнеся эти слова, надеялся, что не впадет в немилость.
— Но ведь Веласкес пришлет сюда свои корабли, не так ли, Куинтаваль? — спросил Кортес, по-прежнему направляя меч в сердце заговорщика.
— Понятия не имею. — Сейчас Куинтаваль думал о своей школе фехтования. Она рушилась.
— Говори давай. Я думаю, ты что-то знаешь.
— Кортес, — вмешался Агильяр, — если произойдет наихудшее… Ну я просто хочу сказать, что командир всегда должен планировать пути к отступлению. Без кораблей мы окажемся в ловушке.