Ночь с дьяволом
Шрифт:
– Я хотел жениться на тебе, Джоан, потому что мне не приходило в голову жениться на другой, – честно признался он. – Ты была моим другом с самого детства.
– Однако с тех пор, как ты уехал в школу, я почти не видела тебя, – поддела его она. – Ты никогда не писал и очень редко приезжал. Ты никогда не ухаживал за мной и даже не скрывал своих донжуанских похождений.
Он горько рассмеялся.
– Это мне тоже никогда не приходило в голову, – ответил он. – Ты всегда была под рукой, Джоан. И я мало-помалу привык думать, что так оно будет всегда. А когда я приехал домой и узнал, что все может измениться –
– Мне это никогда не приходило в голову.
– Но ты посмеялась последней над нами обоими, Джоан, – жалобно произнес Бентли. – И меня, и Кэма поставила на место, не так ли? И кто же оказался нашим счастливым соперником? Старина Бэзил. Кто бы мог подумать? А Кэм женился на Хелен, которую, я убежден, он всегда любил.
Джоан улыбнулась:
– Думаю, ты прав.
– Ну а ты-то как, Джоан? Ты счастлива с Бэзилом? Судя по твоему виду, счастлива.
– Он идеально подходит мне, Бентли, – согласилась она. – А выйдя замуж за тебя, я была бы несчастна…
– Это я не раз слышал, – сухо перебил ее Бентли.
– И если бы я вышла замуж за Кэма – тоже. Кэм всегда казался мне слишком высоконравственным, а ты чересчур безнравственным, – сказала она, и Бентли от души расхохотался впервые за весь день. – А теперь, дорогой кузен, позволь открыть тебе одну тайну.
Он легонько обнял ее за плечи, и они отправились по дорожке, проложенной вокруг башни.
– Догадываюсь, – сказал он, рассеянно оглядываясь вокруг. Он заметил, как наверху ионической колоны птицы пытались соорудить гнездо. – Ты, наверное, опять ждешь ребенка? Я слишком хорошо тебя знаю, Джоан, и от меня не может укрыться эта появившаяся в твоем лице особая мягкость.
Она покраснела.
– Да, – призналась она. – Ребенок должен родиться в октябре, за несколько недель до появления твоего ребенка, Бентли.
– Вот будет здорово, Джоан, – обрадовался он. – Возможно, если Фредди не оставит меня, наши дети смогут быть и родственниками, и друзьями, как мы с тобой.
Услышав это, Джоан опечалилась.
– Это будет трудно осуществить, – вздохнула она. – Мы уезжаем. Бентли. Уезжаем в Австралию. Бэзилу предложили там место в семинарии. Он давно об этом мечтал. Он собирается оставить приход Святого Михаила. Мы не будем предавать эту новость гласности, пока Кэм не найдет другого приходского священника, но я не думаю, Бентли, что мы сюда вернемся.
Бентли круто повернулся и заглянул ей в глаза.
– Ах, Джоан, но это ведь так далеко! Ты уверена, что… Вижу по твоим глазам, что ты уже все решила окончательно. Жаль. Чалкот моих мальчишеских лет уже никогда не будет прежним.
Джоан с пониманием взглянула на него.
– Чалкот твоих мальчишеских лет давным-давно исчез, – объяснила она. – Не знаю, хорошо это или плохо, но ничто не осталось таким, как было когда-то. Мне кажется, ты понимаешь, что я имею в виду.
– Возможно, – кивнул он. – Но я хотел бы поговорить еще кое о чем.
– В таком случае поезжай домой, – посоветовала Джоан. – И попробуй поговорить – по-настоящему поговорить, по душам – со своей женой.
Он наклонился и легонько поцеловал ее в лоб.
– Попробую, – улыбнулся он. – Это нельзя больше откладывать. Я не уверен даже, что застану ее там.
– Думаю, что застанешь, – сказала Джоан. – Но тебе придется приложить немалые усилия, чтобы искупить свою вину. И еще я думаю, что тебе потребуется друг. Ты знаешь, что я всегда рада быть твоим другом. Как в прежние времена.
– Я это знаю, – согласился он, однако в его голосе слышалось сомнение.
Она сжала его руку.
– Это не пустые слова, Бентли, – заговорила она. – Я сейчас каждое утро бываю в ризнице. Если захочешь поговорить, заглядывай.
Бентли криво усмехнулся:
– А ты не боишься, что каждый раз, когда я вхожу в церковь Святого Михаила, потолок может рухнуть на наши головы?
Джоан удивленно взглянула на него. Потом, не сговариваясь, они взялись за руки и отправились в сторону Бельвью.
Однако как только из конюшни привели его лошадь, решимости ехать домой у Бентли поубавилось. Он медленно поехал через деревню. Остановившись у подножия холма, он прислушался к тому, как со скрипом раскачивалась на металлических кольцах вывеска над входом в «Розу и корону». Похолодало, с севера подул пронизывающий ветер. Наверное, к утру разразится буря, подумал он. Наверняка никто не пустится в экипаже в дальнюю дорогу в такую погоду.
Но это, возможно, зависело от того, насколько не терпелось кому-то уехать. Фредди, судя по всему, большая мастерица совершать необдуманные поступки. Он представил себе, как гонится за ней до самого Страт-Хауса – а именно так бы он и поступил. Но она, возможно, уже несколько часов находится в дороге. Поэтому, боясь застать дома пустую постель, Бентли спешился и направился к входу в пивную. Если сегодня из Чалкота выезжала большая дорожная карета, то кто-нибудь из посетителей пивной непременно упомянет об этом. И кто-нибудь, возможно, захочет с ним выпить, а это ему, черт возьми, будет совсем нелишне.
В пивной было дымно, слышались громкие голоса, кто-то настраивал скрипку. Возле камина стояла группа людей, трое из которых были с музыкальными инструментами, и все они отбивали такт ногами. На высоком табурете между ними сидел владелец в форме Королевского стрелкового полка, который пел не вполне пристойную балладу чистым, хорошо поставленным баритоном. Бентли протиснулся за один из столиков возле кухни, закурил первую за долгое время манильскую сигару и огляделся вокруг в поисках кого-нибудь, с кем можно было бы сыграть в карты. Или в кости.
Или, на худой конец, подраться – да что угодно, лишь бы избавиться от одолевавших его мыслей.
Но прогнать мысли было не так-то просто. Похоже, он разучился это делать. Поэтому он просто сидел там – несчастный и печальный.
Шло время, народу еще прибавилось, а дым сгустился настолько, что сквозь него уже не просматривались почерневшие от времени балки на низком деревянном потолке. Рассеянно здороваясь с теми, кто проходил мимо столика, Бентли сидел, потеряв счет времени. Выпивка тоже перестала доставлять ему удовольствие. И никто из окружающих не проявлял никакого интереса к картам или игре в кости, потому что все заслушались пением валлийца.