Ночь заканчивается рассветом (Бонус к первой книге "Дочь княжеская")
Шрифт:
— Подставить братца твоего было не просто, — сообщил вдруг Двахмир. — Но я справился. Год почти ухлопал на это, веришь?
Эрм стиснул зубы. И почему не удивлён? Давно следовало догадаться, чьих рук дело.
— Мне даже награду дали, — хохотнул Двахмир. — Представляешь? За отвагу!
Упивается. Да уж. Вспомнился Канч сТруви, спасавший живых, вспомнилась младшая его, Фиалка, ставшая тварью ради будущего своего народа. И кто же здесь тварь, если так разобраться?
— Лива брата в тебе видела, доверяла тебе, — горько сказал Эрм, чувствуя, как ворочается в груди обжигающая
— Ты ведь первый нарушил нашу клятву! — огрызнулся Двахмир. — Забыл?
… Морской берег и двое детей, торжественно обменявшихся кровью по древнему обычаю. Короткая клятва на два голоса, звенящих от осознания важности происходящего. Побратимство — на века…
Эрм качнул головой, прогоняя призрак былого.
— Я тебя отпустил, — сказал он. — Вопреки всем обычаям и законам, рискуя собственной шеей. И я не разорял Двахмиродолу. Не убивал твоего деда, не брал силой твою мать и не истязал твоих младших в Опоре. И не говори мне сейчас о клятве, брат. Первым похерил её именно ты.
— Отпустил он, — Двахмир едва сдержался, чтобы не плюнуть. — А ведь всего этого могло бы и не быть. Всего-то навсего надо было твоей поганой мамочке…
— Не смей про маму, — глухо выговорил Эрм.
— А то что? — зло прищурился Двахмир. — Снова вызовешь? Да как бы тебе теперь не с руки! А про маму твою, — предпоследнее слово он выплюнул с ненавистью, — могу повторить всё то же самое, что сказал тогда! Грязная, мерзкая, сволочная…
— Заткнись, — тихо бросил Эрм. — Закрой рот.
Двахмир не видел, какой вулкан грохочет в душе пойманного. Как все дети Истинного Народа, он жил взаймы, черпая силу в артефактах Опоры, не знал иного, и потому многое было сокрыто от него. Но тихий голос бывшего друга словно сдвинул с места даже не стены, а сам фундамент башни, на котором держалась Опора Поющего Острова, и ощущение возникло неприятнейшее. Ощущение собственной жалкой беспомощности перед свирепой стихией, готовой разразиться страшным, сметающим всё на своём пути ураганом, против которого не было и не могло быть защиты…
Он присел на корточки, чтобы смотреть в лицо пленнику. Повторил тихо:
— А ведь всего-то навсего надо было вам отдать мне Рамову. Что, трудно было? Ведь я же просил!
— Как просил… Привёл ей на замену десятерых. Их матери наверняка ведь тоже просили тебя, не так ли? Оставь, не трогай, пощади. Ты их послушал? Нет. И ещё ждал после этого, что услышат тебя…
Мать Плойза пришла тогда в Тахмиродолу, разговаривала с хозяйкой. Её беспокоила связь сына с низинной девушкой соседей, ставшая чересчур глубокой на её взгляд. Судьба несчастной была решена в два счёта задолго до собственно просьбы младшего Двахмира…
— Это другое…
— Что — другое? Что? — Эрм по-прежнему говорил тихо, но каждое его слово било в уши со страшной силой. — Пнуть слабого. Отобрать у слабого. Обречь на муки того, кто слабее. Вот она, вся наша сила, и вот оно, всё наше благородство. А местные живут иначе, знаешь ли. У них нет Опор, подобных нашим. Они берегут и спасают тех, кого жрём мы. Даже ценой собственной жизни. Знаешь, если они все погибнут в боях или в наших Опорах, смерть не умалит их величия. А ты что оставишь после себя, какую память? Что, скажешь, не плодил бастардов с низинными? Плодил, по глазам вижу. Полукровки дают в Опоре больше Силы, это всем известно. Но они — твои дети, и пусть твоя гнилая совесть не шепчет тебе жалкие оправдания про низкую кровь. Низкой крови в них половина, а вторая половина — твоя. Сколько сыновей ты отправил в утиль за последний год? Дочерей? Ты вообще их считал?
— Да пошёл ты, — Двахмир резко поднялся. — Будешь ещё лечить… тоже мне, «друг». Сам-то святее Небес Обетованных, как я погляжу. Предатель и перебежчик. Аж светишься.
— Неприятно? — усмехнулся Эрм и добавил злобно — Жрать, чтобы жить и жить, чтобы жрать, — вот она, сущность Истинного мать его за ногу Народа, провалиться бы вам всем в хаос без возврата!
Основание башни вновь поколебала подземная судорога, сильнее предыдущей. Устоять на ногах оказалось непросто. Сгустилось и затвердело в воздухе стойкое предвестие надвигающейся беды…Двахмир выругался, ему стало очень не по себе.
— Хочешь, отпущу ещё раз? — предложил Эрм.
Двахмир сунул пальцы больших рук за ремень, сказал скептически:
— Ну?
— Собери всех, кого хочешь и кого сможешь, — сказал Эрм, подаваясь к решётке. — И валите с острова.
— Однако! — тот поднял бровь в изумлении. — Не много ли на себя берёшь?
— В самый раз, — усмехнулся Эрм. — Можешь прочесть меня. Я не стану закрываться, читай. Так будет быстрее любых словесных объяснений.
Он прикрыл глаза, позволяя чужой воле заглянуть в его память и чувства. Далёким эхом отозвался счастливый смех на берегу тёплого моря: для магического проникновения в сознание пленника Двахмир снял часть энергии с «резерва»…
— Как? — спросил он наконец с удивлением и растерянностью. — Ты так уверен… Эта уверенность у тебя не пустом месте, я знаю, чувствую, вижу! Но как?! При тебе нет артефакта, сам ты с «лозой». Ты откроешь портал своим дружкам? Я прикажу готовиться к обороне!
— Не теряй времени, — посоветовал Эрм. — Вали отсюда как можно дальше и как можно быстрее. Не будь дураком хотя бы сейчас.
Тот не верил, по глазам было видно. Прикидывал, как отвести беду, и не верил, не верил, не верил, что беда реальна, что она уже здесь!
— Я тебе когда-нибудь врал, Плойсереллениз? — спросил Эрм.
Двахмир покачал головой. Как бы ни шептала в уши ненависть, с памятью справиться не смогла даже она.
— Ладно, был ты тогда дурной сопляк с ветром в голове. Отпустил. Себе на беду. А сейчас что у тебя взыграло?
— Сам не знаю, — сказал Эрм и предположил — Праздную слабака и труса? Желаю злобно поглумиться? Ветер вымел из головы последние мозги? Или, может, глупая детская клятва мешает. Сам уж там реши, что именно я сейчас делаю.