Ночная тревога
Шрифт:
— Я имей разговор, — шепотом откликнулся Кэмпбэлл, пожал Мишке руку и полез в холодильник, вытащив оттуда бутылку виски, две банки с ананасовым соком, сыр и консервы. — У нас есть бизнес. Вы можешь зарабатывай, и я можешь тоже. Я знай коллекционерз, очень богатая люди… — Виски он разлил в казенные рюмашки. — Я оставляй телефон свой дрюг… Вы — звонить и приезжай, он — отдавать деньги. Он честный человек, не дрожать от страха…
— Только с политикой мы не связываемся, — строго сказал Мишка и насупился. — Вы нас не впутывайте!
— Какой политик! — воскликнул Кэмпбэлл. — Я математик! Я бедный человек! Я тоже нужно деньги…
— Ну, выпьем, — сказал
— Но доставать тринадцать и интервал, да? — до восемнадцать век! — сказал Кэмпбэлл, записывая на клочке бумажки телефон. — Древ-ный вешч. Плохой не надо мазня.
— Ну ясно, — сказал Мишка, до краев наполняя рюмки. — Ежу понятно. Сделаем. Все путем…
— Это есть опасность! — сказал Кэмпбэлл и ловко опрокинул рюмку. Лысина его покраснела, очки сползли на нос. — Я тоже дрожать от страха. Если поймай, меня сюда не пускают. Я изучай топология. У вас колоссальный ученый. Но меня поймай и не приглашает никто. Вы не воровай икона! Я говорил с человек, и он знает: надо покушать у старуха и дедушка в деревня. За рубель. Или очень хорошо — водка. Мне в деревня нельзя. Виза. — Он подумал. — Я бедный человек… Моя мама — в госпиталь. И я имей девушка, но нет дом.
— Такая же ситуация, — подтвердил Мишка с грустью. — Жить негде. С родителями — сам понимаешь…
Кэмпбэлл его не слушал.
— У вас дешевый квартира, — говорил он, покачиваясь. — У нас дорогой дома. Моя девушка иметь родители… Это есть кошмар! Нет дом — нет ее. Надо пятьдесят тысяча долларз… — Он полез в бумажник, извлек фотографию какой-то девицы и дал нам оценить ее лик. Затем вновь выпил, и в голубых глазах его появилась ангельская мечтательность и просветленность. — У меня есть долг! Двенадцать тысяча долларз! Это есть кошмар! Если не отдать — тюрьма. Но моя мама болеть. Я делаю еще долг…
Я соболезнующе кивал, уминая анчоусы. Под виски они идут паршиво— словно одеколон с селедкой.
— Если вас… — Мишка для наглядности взял себя за шиворот, — то вы нас не знаете! А если нас… мы не знаем вас.
— Мы есть джентльмен! — выпятил впалую грудь Кэмпбэлл. — Очевидная поведение. — И, поразмыслив, сказал: — Большая опасность. Пой-маться нельзя… Но это жизнь! А вы? — обернулся ко мне. — Какая профессия? Художник?
Я помедлил, закуривая… Ответил так:
— Занимаюсь вопросами… парапсихологии, — заметив, что Мишка, информированный о моих телепатических фокусах, настороженно и даже, как показалось, неодобрительно прищурился.
Кэмпбэлл уставился на меня, как на придурка. Впрочем, благожелательно улыбаясь. Зубы у него были белые и ровные, как клавиши у рояля.
— Но это… фантазия! — заявил он так, будто бы убеждал меня, сам между тем сомневаясь.
— Хотите спор? — изящно стряхнув пепел, пошел я в атаку. — Ну вот телепатия, верите?
— На… дистанция? — уточнил он, помахав, как веером, растопыренными пальцами у лба. — Мысль?
— Да! — Я кружил глазами по комнате, словно отыскивая некий предмет. Затем, озарив лицо рождением идеи, полез в «президент» и вытащил колоду карт.
Втолковал математику суть: друг-телепат, вытаскивай карту, звони, получай ответ. На кон после краткого торга была выставлена сотня рублей — номинал, оговоренный с Олегом. Кэмпбэлл изучил колоду. Вытащил карту: десятку треф. Одной рукой прикрыв телефонный диск, другой я набрал номер и передал трубку специалисту по точным наукам.
— Дмитрия Теодоровича, — подсказал я Кэмпбэллу, примечая, что лоб первой моей жертвы несколько взопрел от волнения.
С
— Неправильно номер…
Я перехватил трубку, услышал далекое сопение и вслед за ним какое-то предсмертное бормотание. С трудом разобрал:
— Н-не туда же… я г-говорю… — И дали отбой.
Судя по всему, изрядная часть гонорара за иконки уже перешла через магазин в государственные фонды.
— Ну, чего там? — спросил Мишка недовольно.
— На английском разговаривает, — сказал я. — В дупель! — И тут же пояснил спасенной случаем жертве: — Забыл номер, черт…
— Фантазия, — откликнулся Кэмпбэлл демократично. — Это модно. У нас тоже. — И уселся на батарею, задумавшись.
— Пошли мы, что ли? — предложил я, здорово сконфуженный своим провалом. Михаил закивал — пора.
— О, — Кэмпбэлл соскочил с батареи, вытер ладонь о зад и протянул ее мне. — Надо много икона, крест медный.
— Все будет, — сказал Мишка. — В лучшем виде. — По-куриному дергая шеей, он заглатывал остатки сыра. Сыр был липкий, и несло от него какой-то тухлятиной — видимо, дорогой сорт.
— Я приезжай в Москву на конференция, — говорил Кэмпбэлл, — Но у меня долг… Это тюрьма! Вы звонить и приносить доска. Очень точный договор только. Я прошу…
— О’кей, — сказал я. — Не дрожать от страха.
— …Как ты чуть на сотенку-то не накололся, — позлорадствовал Михаил на улице. — Нашел место, тоже! Парапсихолог хренов! Ты одно дело с другим не путай, понял?
— Чего он… лысеет-то? — кашлянул я, сознавая правоту товарища. — Молодой вроде…
— От ума, старик. Ученый.
— От какого ума? Что, у него мысли так череп распирают, что аж волосья выскакивают?
— Это ты у него спроси, — отрезал Мишка, с интересом рассматривая доллары. — Ну, как? — спросил. — Будем звонить тому хмырю? Надо же выручать человека из беды. Мамаша у него в больнице, жениться надумал, а тут еще тюряга светит… Или врет? Хотя, знаешь, чего ему врать? Он дохлый такой, на студента похож. Что оттуда — ни в жизнь не скажешь! А за нами не следят? — Он обернулся.
— Кому ты нужен, — сказал я. — Христопродавец…
МАРТ 198… г.
Сижу в полуподвале конторы, курю, рассеянно поглядывая на нового инспектора Ирочку, склонившуюся над кипами отчетов; прелестная девочка: блондиночка, с милой, еще по-детски свежей мордашкой, глазки томно-карие, но смышленые, а сложена — конец света! Так и подмывает чмокнуть ее в губки, да и совратить при случае, но, к сожалению, не до того. Дел — миллион. Нескончаемые ремонты, воспитание буддиста моего — в карауле над ним стою, чтобы только делом занимался, ведь икон пропасть! Затем усиленно пробиваю через председателя, разбившего «Жигули», кооператив. Во имя таких вот ирочек и независимой жизни в целом. Машину свою председатель калечит регулярно, так что вопрос теоретически решен. Дело за деньгами. А с ними туго. Все, что успел заработать, — четыре с половиной тысячи, но, если принять во внимание, что час назад звонил папаня, сообщив, что завтра предстоит выкупать «Волгу», то я нищий. Звонил также Эдик, правая моя рука в делах ремонтных, сказал радостное: директор универмага, входящий в правление нашего гаражного кооператива, въехал спьяну на своем «Додже» боком в асфальтовый каток, и гонорар в размере тысячи нам уплачен. Это хорошо. Несколько не ко времени, правда. Сейчас основное — продать «Победу». Иначе — прощай «Волга».