Ночной карнавал
Шрифт:
— Мадлен, — раздался спокойный голос. — Черкасофф. Откройте. Что с вами? Почему вы так кричите? Успокойтесь, — говорил он, в то время как Мадлен трясущимися руками открывала ему, следила, как он целовал ее руку, как отряхивал от снега бобровую шубу, кидая ее на вешалку, стремительно проходя в гостиную. — Что-нибудь стряслось? Говорите.
— Ничего, — стараясь взять себя в руки, сказал Мадлен. Барон пристально смотрел на ее бледные — ни кровинки — щеки. — Правда. Ничего.
— Ничего так ничего, — сказал барон, усаживаясь в кресло и закуривая неизменную сигару. — Поговорим же о деле. Дайте мне чаю. Или кофе. Вы извините меня за столь поздний визит? У вас еще нет ни слуги, ни дворецкого, ни экономки. Я займусь всем этим на днях. А
Мадлен пробежала в кухню, нашарила в шкафу коробку. Руки ее дрожали. Инфанта хотела ей что-то сказать. Она хотела взять ее с собой. Уберечь. От чего?
Она заваривала чай как в бреду. Насыпала в чайник заварки, будто овса лошади в торбу.
Когда наливала барону в фарфоровую чашку, тот заглянул внутрь чашки, слушая звон льющейся струи, присвистнул:
— Ого-го! Теперь-то мы уж точно не уснем до утра. Я отпустил шофера. Я не буду к вам приставать. Я не ваш герой. Постелите мне здесь… в гостиной. Усну мертвецким сном, невзирая на ваш дьявольский чай. К делу.
Прихлебнул глоток. Закрыл глаза. Затяжка. Другая. Острый, терпкий табачный дым, расходящийся по гостиной, машущий близ лица Мадлен крыльями восточного веера.
— Господин Лидо. Крупный магнат. Занимается нефтью, углем. Разработки месторождений по всей земле. Владелец знаменитой компании. Вам не обязательно знать ее название. Вы должны знать только его адрес. Вот он. — Барон протянул Мадлен визитную карточку. — Вы отправитесь к нему так скоро, как сможете.
— Сейчас?
Шутка не вышла. Черкасофф посмотрел на Мадлен жестко и пронзительно.
— Вы в силах? Едемте. Вот допью чай.
— А ваш шофер?..
— Думаю, что ночью в Пари мы поймаем машину. Вы же знаете ночь. Вы сами человек ночной жизни. Выпейте чаю! Это вас взбодрит.
Мадлен налила себе чаю. Барон вытащил из кармана сюртука сверток.
Здесь круассаны, хороший сыр, со слезой, сырки и салями. Подкрепитесь.
— Что я должна делать? — спросила Мадлен с набитым ртом.
— А вы уже забыли? Возьмите с собой тетрадь. Запоминайте все, что вам скажут.
— Даже постельные выкрики?..
— Даже их. В постельных воплях можно выискать золотое зерно. Правду скрывают; она вылезает чаще всего в бессознательные моменты жизни. К таким мигам относятся…
—.. роды, смерть, любовь, — безошибочно докончила за барона Мадлен, доедая бутерброды с салями и сырки.
— Ваш чай остывает. Подолью вам горяченького? Затушить камин?
Мадлен изумленно огляделась. Она не заметила, что в гостиной горят дрова в большом, в стиле королей Эроп, камине. Догорают. Тлеют. Поверх горящих поленьев лежала чугунная каминная решетка. На такой решетке короли и герцоги жарили куски кабаньего мяса, оленины, рябчиков, иную дичь, добытую на охоте в королевских лесах. Как она могла не заметить огня?
— Погасите, — прошептала она. — Я не знаю, где кочерга.
— Обратите внимание на стулья, — гордо сказал барон, вороша в камине уголья и головни. — На таких стульях, с плетеными наподобье корзин спинками и сиденьями, восседали древние жители Эроп. Все аристократы Пари, включая и короля, просто обожали такие вот крестьянские, простецкие стулья. Правда, здесь, на ваших, лоза с ивняка Иль-де-Франса, а дерево, из коего они срезаны, — бретонское, самое крепкое. На Севере вообще все самое крепкое. Не пройдет и двух дней, как мы изжарим на вашей каминной решетке телячьи и свиные отбивные. Вы одеваетесь?
— Сию минуту, — сказала Мадлен и удалилась в спальню.
Сумка, набитая Кази, зияла пустотой; платья и плащи Мадлен валялись в беспорядке по креслам, кровати, туалетному столику.
Она выбрала темно-синее, тесно облегающее тело платье и зло поглядела на себя в зеркало.
Вот ты и отправляешься на работу, наймичка. Сбруя готова. Последняя бирюза прицеплена к лошадиному хвосту.
— Готовы? Едем!
Они вышли в ночь. Барон поймал авто моментально. Машина вывернулась из-за угла ее особняка.
Когда они уселись в духоте и тесноте, барон поймал пальцы Мадлен и сильно сжал их.
Это не было любовным пожатием.
Сообщник подбодрял сообщника.
Хозяин понукал робеющего раба.
Внутренность чужих покоев. Чужой дом. О, когда у нее будет свой Дом?! Она устала от чужих Домов. Она ненавидит их. Она хочет их взорвать… расколотить. Она любезно, тонко улыбается. Они сидят втроем — барон, она и магнат. Магнат толст. Поперек себя толще. Два подбородка спускаются на его шею, грудь, выпячивающуюся широченной тыквой под богатой кружевной манишкой. Магнат сыто смеется. У него белоснежные зубы. Вставные. Искусственные зубы, искусственный смех. Вставная жизнь. Она не хотела такой. Почему она живет ею? На ночной стол мечут все, что ни попадя — икру, балыки, салаты, соленые артишоки, лангедокские абрикосы, мороженое в плоских вазочках, посыпанное изюмом, шоколадом, орехами, обильно политое коньяком. А вы коньячок так любите?.. Чистоганом?.. Чистоганом. Наливайте. О, вот это по-нашему, барон, по-эльзасски, я ведь из Эльзаса. Там уж пьют так пьют. На всю Эроп славен наш коньяк. А рейнское?! А мозельское?! Заказывай и плати. Все к вашим услугам, мадмуазель. У нас за все заплачено. Магнат плотоядно смотрит на нее. Зачем красота?! Чтобы ее жрали?! Чтобы ее били?! Пили?! О, мадмуазель, какие у вас пальчики. Какие ножки. Барон, спасибо за подарок. Вот. Она лишь подарок. Торт к ночному столу. Какие бредни он будет нести! Ей скучно уже сейчас. Она зевает. Она не может удержаться. Ей выворачивает зевотой скулы. Это неприлично. Это страшно. Она помнит боль в свернутой на сторону челюсти. Там, в карцерах, в Черных комнатах. Эта комнатенка обита рытым бархатом. Все они играют во владык. Ты, толстый боров, без сомнения, наиглавнейший Владыка. Ты любишь, когда тебя гладят по шерстке. Против шерстки — ни-ни. Любишь, когда тебе щекотят животик, как коту. Ждешь от меня сей изысканной ласки?! Будет тебе белка, будет и свистелка. Дай срок.
Боже, почему ей так скучно. Так хочется спать. Первая ночь в новом Доме — и бессонная. И эта ожившая инфанта… как она там?.. Спрыгнула с полотна, гуляет по ее гостиной… Ест из ее чашечек… Пьет из ее бокалов… Дрожь. Мелкая дрожь. По телу. Барон улыбается, чуть скалясь, вроде волка. Его усы и борода шевелятся. Они все оборотни. Волки. Лисы. Медведи. А этот, кабан, хряк… У вепря хотя бы имеются клыки. Ты, бедняга, и клыки порастерял. Ты накопил один жир. Золотой, серебряный жир. Складки жира трясутся на тебе. Эй, Черкасофф, как ты думаешь, на чем я буду добираться домой?!.. Магнат меня проводит?.. У магната собственное авто?!.. Если я буду пай-девочкой, то он подарит авто мне?!.. Рассказывай сказки, работорговец. Не нужна мне ничья галера. Поплыву одна. Сама. Саженками. Взмахивая руками в утреннем тумане: раз-два, раз-два. Барон, вы уже исчезаете?.. Ах, душка толстячок, выпейте еще со мной коньячку… хоть бы ты напился и заснул, старый болван…
Он лезет к ней. Убери лапы, кабан, я разденусь сама. Ах, тебе доставляет удовольствие?!.. Я не для удовольствия здесь. Бедный, он думает, что именно для наслаждения. Зачем я живу на свете, Господи? Он берет меня за руку, щиплет за живот. Это не твой живот, хрыч. Как не мой?! Я его купил! Врешь. Ты не меня купил. Ты свое несчастье купил. Ха-ха-ха, до чего смешная козочка. Так и сыплет остротами. Вот постель. И перина. И пух. И прошитый атлас одеяла. И, вот смех, толстячок-то напяливает ночную сорочку! Как баба!.. С кружевами!.. Он что, тоже оборотень?!.. Поднимает подол рубашки. Каким чудом в тебе сохранился хоть шмат мужского? Это оттого, что ты со мной, моя прелесть. Мое чудо. Я так давно… у меня так давно не…