Ночной охотник
Шрифт:
Маар нашел крохотного младенца на узком песчаном берегу лесного безымянного ручья. Девочка лежала в плетеной корзине. Она не спала, но и не плакала, обводя сбежавшихся иннейцев своими большими зелеными глазами.
Никто из нууку не мог понять, как очутился на берегу этот розовый упитанный ребенок, еще не умеющий ходить.
Девочка лежала на плетеных прутьях корзины, совсем голая, даже без покрывала. Иннейцы поразились, — несмотря на то, что в лесной чаще было довольно прохладно, девочка не дрожала и не мерзла. От этого голенького тельца исходило удивительное умиротворение.
Столпившиеся вокруг иннейцы заметили на ее груди девочки странное родимое пятно. Эта продолговатая, извилистая отметина змеилась по телу зигзагом, наподобие молнии. Дождевые охотники украдкой смотрели на странную мету, качая головами, и сразу отводили глаза, чтобы ни в коем случае не встретиться взглядом с найденышем.
Нууку пожимали плечами, поспешно поворачиваясь к корзине спиной, а потом обескураженно смотрели друг на друга.
Девочка приплыла из неведомых краев, и дождевые охотники должны были решить ее судьбу.
Тогда Шестипалый был одинок. Его сын погиб в схватке с лемутами, а вторая жена умерла незадолго до того, как племя наткнулось в лесу на странного ребенка.
Маар, наклонившись над плетеной колыбелью и увидев родимое пятно у нее на груди, внезапно почувствовал странный озноб, как будто его на мгновение охватила лихорадка. Тогда, не особенно долго размышляя, на виду у всего племени Шестипалый вытащил ребенка из корзины и пристально, так чтобы все охотники успели заметить этот момент, посмотрел девочке в глаза.
Согласно древней иннейской традиции это означало, что отныне они навсегда породнились. С этого момента Шестипалый стал приемным отцом неизвестной девочки и взял ее к себе в шатер, назвав Зеленоглазой Раттой.
Прожив до старости среди влажных зарослей Тайга, трудно было даже представить себе, что где–то в других местах существовала иная жизнь. Маар Шестипалый, приемный отец Ратты, до поры до времени считался среди своих дождевых собратьев самым умным, самым мудрым человеком. Но даже он, при всех своих способностях, не мог догадываться о существовании других, неведомых краев.
Нууку довольно много путешествовали и никогда не обзаводились постоянными жилищами. Но они кочевали и постоянно передвигались в поисках добычи только по бескрайним массивам Тайга, предпочитая обходить стороной и древние Забытые Города и современные поселения, в которых продолжала кипеть жизнь.
Дождевые охотники считали, что можно счастливо прожить жизнь, если избежать встреч с шайками безжалостных лемутов, прожорливых людей–крыс и ненасытных Волосатых ревунов. Подарком судьбы считались дни, когда удавалось завалить жирного зверя и набить потуже брюхо.
С той поры, как Маар Шестипалый пристально посмотрел в глаза приплывшей в корзине девочки, прошло четырнадцать лет. Иннейцы нууку мерили время разливами лесных рек и умели считать только до десяти, поэтому Маар Шестипалый считал, что его любимой дочке исполнилось десять и четыре разливов лесных рек.
Это был возраст невесты. Дождевые охотники засматривались на Ратту, но вождь не спешил со свадьбой. Он никак не мог решить расстаться со своей приемной дочерью и навсегда отдать ее в шатер другого охотника.
— Дух Проливного Дождя говорит, что нужно ждать до следующего разлива лесных рек, — многозначительно говорил он собратьям, когда речь заходила о возможном сватовстве.
Хотя роскошные девичьи формы уже выглядели вполне зрелыми, но изящные щечки Зеленоглазой Ратты, обрамленные буйными каскадами жестких черных косичек, все еще сохраняли нежнейшие, невинные подростковые контуры. Несмотря на свои четырнадцать лет, — а в этом возрасте обычно девушки племени нууку уже вовсю рожали второго или третьего ребенка, — приемная дочь вождя все еще сохраняла девственность.
Маар Шестипалый всеми силами оттягивал свадьбу под разными предлогами. Он боялся признаться даже самому себе, что влюблен в свою приемную дочь…
Она была совершенно непохожа на остальных иннейских девушек. Лицо Ратты было так восхитительно, что все гости племени нууку, все незнакомые мужчины любого возраста буквально столбенели и не могли оторвать от нее взгляда.
Сам Маар предпочитал не расставаться с ней надолго. Конечно, порой он разлучался с ней, отправляясь во владения соседних племен для переговоров или для обмена товарами. Но потом, по возвращении, при виде своей приемной дочери он частенько ловил себя на мысли о том, что получает невероятное наслаждение. На некоторое время, общаясь с Раттой, Шестипалый словно забывал про окружающий мир и про все свои неотложные дела.
Седовласый вождь терял себя, растворяясь в любовании красотой царственной девушки, и после этого обычно даже не мог припомнить, чем он, собственно, был занят все это время. В такие мгновения иннеец проклинал судьбу за то, что в свое время именно он посмотрел пристально ей в глаза и назвался этой красавице отцом. По древнему обычаю, он стал с ней одной крови и не мог даже пальцем прикоснуться к дочери.
Вождь не мог даже подумать об обладании красавицей. Шестипалый старался гнать от себя подобные мысли, иначе божество иннейцев нууку сурово наказало бы его.
«Почему Дух Проливного Дождя не подсказал мне тогда, что нужно заставить посмотреть ей в глаза кого–нибудь из охотников? Почему? — сокрушался Маар Шестипалый. — Если бы на нее взглянул Лысый Ниир или Жженный Хотт, я мог бы сейчас жениться на ней!»
С той поры, как девочка начала взрослеть и превращаться в красавицу, Шестипалый всегда втайне желал стать ей чужим. Никто не мог запретить ему думать так.
Порой его захлестывало такое иступленное чувство вожделения, что старый вождь мечтал превратиться в молодого, сильного мужчину, который имел бы право прийти к ней ночью в шатер.