Ночной садовник
Шрифт:
Болтон, мужчина с кожей темно-шоколадного цвета, лет сорока, был одет в широкие брюки без стрелок, выглаженную рубашку и легкие кожаные туфли с ремешками. Одежда выглядела недорогой, но тщательно продуманной. Реймон ожидал встретить «ботаника», но увидел хорошо сложенного мужчину, со вкусом одетого и тщательно выбритого. У него были большие и живые глаза, и, если бы не довольно крупный, странной формы нос, Болтона можно было бы назвать красивым.
— Детектив Реймон? — спросил Болтон.
— Да. Здравствуйте, мистер Болтон. — Реймон пожал ему руку.
— Можно
— Хорошо. Я не отниму у вас много времени.
— Рад вам помочь.
Реймон достал блокнот и ручку.
— Когда вы в последний раз видели Асу Джонсона?
— На моих занятиях, в день его смерти.
— Значит, в понедельник.
— Правильно. И потом в тот же день после уроков.
— Его, что, оставили после уроков за провинность?
— Нет, ничего подобного. Он приходил для дополнительных занятий. Он интересовался математикой, детектив. Ему действительно нравилось решать задачки. Аса был одним из лучших учеников.
— Что вы ему задали?
— Кое-какие задачи повышенной сложности. Письменные задания в том числе.
— Вы не обратили внимание, может, он был чем-то расстроен в тот день?
— Я ничего такого не заметил.
— Вы можете… у вас никогда не возникало подозрений, что он впутался во что-то нехорошее?
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— Ничего конкретного. Просто хочу узнать ваше мнение.
— Заблуждение считать, что большинство молодых людей в этом округе стремятся заниматься чем-то незаконным. Необходимо понимать, что большинство школьников не имеет никакого отношения к кражам из машин или распространению наркотиков.
— Я понимаю.
— Они всего лишь дети. И ни к чему поддерживать надуманные стереотипы только потому, что они афроамериканцы и живут в округе Колумбия.
Афроамериканцы. Как-то, довольно давно, Диего сказал ему: «Никогда не называй так моих друзей, они просто засмеют тебя. Мы — черные, папа».
Реймон улыбнулся Болтону «полицейской» улыбкой, которую можно было назвать улыбкой с большой натяжкой.
— Я живу по соседству, сэр.
Болтон скрестил руки на груди.
— Иногда люди делают ошибочные предположения. И говорил я только об этом.
Реймон написал в блокноте «оборонительно» и «придурок».
— Вы можете припомнить что-нибудь еще, что могло бы помочь расследованию? — спросил Реймон.
— Мне очень жаль. Я много раз прокручивал в голове это происшествие. Но мне Аса представлялся вполне уравновешенным молодым человеком.
— Спасибо, — сказал Реймон, пожав сильную руку Болтана.
Реймон опять спустился вниз и застал Андреа Каммингс в кабинете. Мисс Каммингс была молодой, ей еще не было тридцати, высокой, длинноногой и темнокожей. На первый взгляд она казалась простоватой, но улыбка делала ее по-настоящему хорошенькой. Когда Реймон вошел в класс, она приветливо улыбнулась ему.
— Я детектив Реймон. Думал, что уже не застану вас.
— Что вы, у меня еще столько работы после занятий! Я просто ходила в буфет выпить содовой.
Реймон
— Осторожней, — заволновалась Каммингс. — Этому стулу, должно быть, уже около шестидесяти.
— Пора вам кое-что отправить из классов в музей.
— Я вас умоляю. У нас не хватает даже бумаги и карандашей. Я покупаю большую часть канцелярских принадлежностей на свои деньги. Точно вам говорю, кто-то ворует. Может быть, чиновники, может, поставщики, а может, руководство, но кто-то на этом наживается. Они воруют у детей. Кто бы это ни был, он должен гореть в аду.
Реймон улыбнулся:
— Вы довольно откровенны.
— Я всегда говорю, что думаю.
— Вы из Чикаго?
— Никак не могу избавиться от акцента. Я выросла в муниципальном районе и первые два года после окончания Северо-Западного университета там же преподавала. Условия и там были ниже среднего, но ничего подобного я не видела.
— Могу поспорить, ученики вас любят.
— Начинают понемногу. Моя тактика такова: в начале семестра я нагоняю на них страху и держусь с таким абсолютно каменным лицом, показываю им, кто здесь главный. Потом они могут полюбить меня. Или не полюбить. Но я хочу, чтобы они чему-то здесь научились. И тогда они меня запомнят.
— А что вы можете сказать об Асе Джонсоне? У вас с ним были хорошие отношения?
— С Асой все было в порядке. Он всегда хорошо учился. Поведение тоже было прекрасным.
— Он вам нравился?
— Я плакала, когда узнала о случившемся. Когда убивают ребенка, невозможно остаться равнодушным.
— Но он вам нравился!
Каммингс уселась поудобнее.
— У учителей есть любимчики, точно так же, как одних детей родители любят больше, чем других, хотя немногие готовы в этом признаться. Не буду скрывать, он не был одним из моих любимых учеников.
— Он казался вам счастливым?
— Не особенно. Его что-то угнетало, достаточно было увидеть его вечно опущенные плечи. К тому же он редко улыбался.
— И в чем же причина, по-вашему?
— Пусть Бог меня простит за мои предположения.
— Обязательно простит.
— Возможно, дело тут в семье. Я встречалась с его родителями. Мама очень тихая и во всем подчиняется мужу. Отец — один из тех, кто мнит себя мачо и всячески пытается этому соответствовать. Я просто говорю с вами откровенно. Думаю, пареньку не слишком весело было жить в таком доме, вы понимаете, что я хочу сказать?
— Я ценю вашу откровенность, — ответил Реймон. — У вас есть какие-либо основания полагать, что он мог быть замешан в чем-то незаконном?
— Ни малейших. Но кто его знает.
— Верно. — Реймон посмотрел на доску. — Я бы хотел взглянуть на его дневник, если он у вас.
— У меня его нет, — ответила Каммингс. — Они сдают дневники в конце семестра, и тогда я просто проверяю их.
Реймон протянул руку.
— Приятно было познакомиться с вами, мисс Каммингс.
— Мне тоже, детектив, — сказала Каммингс, отвечая на рукопожатие. — Надеюсь, смогла вам помочь.