Ночные разговоры с ангелом

Матвеева Ольга Анатольевна

— Какой актерский дар! Был бы ты человеком, мог бы стать великим актером… Комического амплуа. — Фима помолчала. — А ты можешь стать человеком? Хотя зачем тебе? Тогда ты потеряешь свое бессмертие.

— Если ты интересуешься, смогу ли я ради тебя пожертвовать своим бессмертием, — ответил Вася очень серьезно, — то могу. Только это невозможно. Человеком я все равно не стану, даже если обрету человеческую плоть. Мы все же другие. А я даже не мужчина.

— А я могу стать ангелом?

Вася замялся. Потом все же решился ответить:

— Теоретически, можешь. После смерти, конечно. Только не нужно тут же хвататься за кинжалы, веревки и таблетки. Самоубийц в ангелы не берут. Нужно вести праведную безгрешную жизнь. К сожалению, это не твой случай. То есть… До той ночи с коньяком и таблетками снотворного, если бы ты, например, попала под машину и погибла, у тебя был бы шанс попасть в рай, а там, может, тебя и призвали бы на службу в ангелы… Но после

той ночи… Тебе нужно искупать тот грех. В общем, на данном этапе наших жизней мы не можем придти к одному виду. Мы с тобой сейчас как кентавр и русалка.

— Я не совсем поняла, получается, что обычный человек может стать ангелом? Зачем это нужно?

— Во-первых, совсем обычный человек ангелом стать не может. Он должен соответствовать очень многим критериям. Есть целый список требований к кандидатам в ангелы. На двухстах страницах, если мне не изменяет память. Отвечаю на второй вопрос. Когда-то давным-давно наш самый главный шеф создал ангелов. Много-много разных ангелов, в том числе и ангелов-хранителей, таких как я. И раньше нас на всех хватало, но с тех незапамятных времен население Земли сильно увеличилось. Ангелов стало намного меньше, чем людей. Тогда и было принято непростое решение вербовать ангелов-хранителей среди душ умерших людей. А еще бывают редкие случаи, когда человек при жизни становится хранителем. Как твоя бабушка Серафима.

Фимины брови удивленно поползли вверх, на лице обозначился испуг. Ангел почувствовал, что она боится тяжести еще одного откровения.

— Не волнуйся, детка, там не было ничего сверхъестественного. Просто любовь ее была настолько бескорыстна и настолько жертвенна, что ее сила хранила твоего деда от бед и напастий не хуже настоящего ангела. И до сих пор хранит. Она была потрясающей женщиной.

— У меня такое смутное ощущение, что ты и в нее был влюблен. — Сказала Фима ревниво. — А мне твоя любовь досталась по наследству.

Ангел расхохотался.

— Маленькая собственница! Мыслишь очень по-человечески. Я знаю тебя всего двадцать семь лет, а живу тысячелетия. В моей жизни было много всего, было много людей, много подопечных, которых я, конечно же, любил. Очень искренне любил, ведь невозможно хранить того, кого не любишь. Но тебя я люблю не так, тебя я люблю немного по-человечески, что ли… Я сам испугался этого чувства… А твою бабушку я узнал, только когда родилась ты. Я ею восхищался, но это не то чувство, к которому нужно ревновать. Честное слово. — Ангел застенчиво улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что за все тысячелетия твоей жизни ты ни к кому не относился так, как ко мне? — недоверчиво поинтересовалась Фима.

— Ну, была одна дамочка, в веке, кажется, семнадцатом. — Вася покраснел. — Она во Франции жила. Была женой какого-то графа. Он все время то на войнах пропадал, то на охоте, то при дворе. А Женевьева так трогательно его любила, так трогательно его ждала, все прощала этому грубому неотесанному болвану, была ему верна. Она была так прекрасна, так одинока и так несчастна в этом своем замке… Наверное, я ее и полюбил за это вот смирение. Глупое, нелогичное. Полюбил ее за безответную и беззаветную любовь к другому. В общем, я тогда в первый раз почувствовал на своей шкуре, что любовь многолика, что она бесконечно разная, что любовь — это очень больно. Не всегда, конечно. Я обнаружил тогда в себе злость, ненависть, желание убить. — На лице ангела было такое выражение, которого Фима никогда раньше не видела — очень жесткое, гневное, решительное. Такой вполне мог и убить. — Мне хотелось прикончить эту грубую скотину — ее мужа. Он ее и в грош не ставил, издевался. Иногда заявлялся в замок посреди ночи с толпой пьяных дружков и каких-то девок. Она все терпела. Только плакала и молилась по ночам. — Ангел умолк. Сейчас он не паясничал, кажется, он просто был собой — древним, мудрым, много пережившим ангелом. Фима смотрела на него — любовалась и удивлялась. Прошло минут пять, прежде чем она собралась с духом спросить:

— А чем там все закончилось?

— Смертью, конечно. Любая земная история заканчивается смертью. Однажды ее мужа все-таки убили на дуэли. Он полез в драку из-за какой-то своей любовницы. А Женевьева… Я не смог ее спасти. — Ангел закрыл лицо руками. — Она поднялась на самую высокую башню в своем замке и… Когда я смотрел на ее изувеченное тело, мне впервые в жизни тоже хотелось умереть.

— А что было после ее смерти? — осторожно спросила Фима. Она уже знала, что со смертью ничего не заканчивается.

— Суд над Женевьевой был долгим. Она была набожная, она была почти святая, но самоубийство… Они говорили, что человек не имеет права решать, когда ему умирать, что она поставила любовь к недостойному мужчине выше любви к Богу, они говорили, что она слабая, раз не нашла в себе мужества пройти свой земной путь до конца. Ее отправили в ад, но не навсегда. Всего на триста лет, учитывая смягчающие обстоятельства. Она ведь не грешила до той роковой ночи. Сейчас она уже в раю. Я иногда смотрю на нее. Она и в раю несчастна и, как мне рассказали, иногда просится назад, в ад, поближе к своему непутевому мужу. Такая странная женщина. Такая любовь.

— А что было с тобой?

— Да ничего страшного. Я уже говорил, что за такое бывает. Выговор, отстранение от работы, беседы с ангелом-психологом, курсы усовершенствования ангелов.

— И только ты оправился, как тебе снова досталась самоубийца, то есть я?

— В общем, да. Но тебя-то мы спасли. — Вася беспомощно улыбнулся. — Ведь спасли?

— Конечно, спасли. Ты спас. Мой мужественный спаситель. Спасибо. — Фима порывисто поднялась, подошла к Васе, обняла пустоту в том месте, где она видела ангела с легкомысленными кудряшками, облаченного в белые льняные одежды. Ей на мгновение показалось, что она почувствовала тепло и трепет тонкой материи, из которой состоят ангелы и которую не дано осязать людям.

— Ты молодец, что не ревнуешь меня к прошлому. — Улыбнулся Вася и придал лицу менторское выражение. — К прошлому ревновать глупо. Потому что есть только настоящее, прошлого нет, но судят именно за него. — Ангел расхохотался над собственным каламбуром.

— Шут гороховый. — Сказала Фима с нежностью.

11

Приближался Новый год. Фима в первый раз со школьных времен была озабочена проблемой покупки подарков. Со времен поступления в университет покупать новогодние подарки было некому. А сейчас: начальнице, Шурочке, Леночке, Татьяне, деду, Надюше, дядюшкам, тетушке… Фима сбилась с ног, бегая по магазинам. Это было так необычно. Это было так утомительно. Это было так приятно. Вся это предновогодняя суматоха сводила Фиму с ума. Впервые за много лет вернулось ожидание чуда, волнение и восторг предвкушения чего-то лучшего. Впервые за много лет Фима получила много приглашений на Новый год. Ее звала Шурочка, звала Татьяна, звал дед. А Фима всем отказала. Они с Васей договорились встретить Новый год вместе. 31 декабря Фима развезла подарки. Ей тоже подарили множество ненужных безделиц. Фима была счастлива. Уже много лет ей дарили новогодние подарки только родители, когда им удавалось встречаться накануне праздника. Фима заехала в магазин, купила шампанского, икры, мандаринов. Она купила много разных вкусностей. Она купила елку на уличном базаре. Она положила ее в свою машину, и там запахло предчувствием счастья. И Фиму не беспокоило, что весь багажник теперь завален иголками. Фима купила великолепное фиолетовое платье. Она в него влюбилась с первого взгляда. Оно было страшно красивое и страшно дорогое. Фиме уже не жалко было денег на такую роскошь: с некоторых пор ей приятно было баловать себя. Тем более что сейчас ее образ жизни был таков, что ей было куда надеть великолепные наряды. К тому же она знала, что ангел, которого она любит, был эстетом, и прекрасная Серафима в прекрасном платье могла доставить ему истинное удовольствие. Пожалуй, это был единственный подарок, который она могла ему подарить. Фима не любила готовить только для себя. Поэтому готовила она редко. В ее распоряжении были замороженные овощи и готовые салаты, рыба в вакуумной упаковке. Фима часто мечтала, что у нее будет семья. Она мечтала, что будет готовить для мужа борщи и луковый суп, который пробовала во Франции, и который ей очень нравился, лепить пельмешки и жарить котлеты. Но мужа до сих пор не было, и по-прежнему любимым Фиминым блюдом был шпинат из морозильника, сваренный в маленькой кастрюльке с кубиком синтетического чеснока. Порция на одного человека. В этот вечер Фима решила вообразить, что она нормальный человек, который живет нормальной жизнью. Как будто она любит не ангела, а обычного мужчину, и впереди у них не платоническая, полная духовной близости, вечность, а несколько лет или десятилетий страсти, нежности, недоразумений, непонимания, доверия, радостей и горестей, взлетов и падений, кризисов и периодов безмятежного счастья. Смешно, Фима не знала, что это такое, могла только представить. И вот она готовила новогодний ужин, будто в гости она ждала настоящего мужчину. Она приготовила традиционный «оливье», пожарила свинину в кисло-сладком соусе, наделала бутербродов с красной икрой. И знала, что все это она одна не съест, и знала, что все это глупо, но так хотелось создать хотя бы иллюзию, что у нее есть мужчина. До Нового года оставалось всего два часа, когда Фима очень быстро навесила на благоухающую несбыточными надеждами елку золотые и серебряные шары. До Нового года оставалось полтора часа, когда Фима разложила на столе свою бельгийскую кружевную скатерть, расставила свой изысканный английский фарфор, свой хрусталь и свое серебро, зажгла свечи. Когда до Нового года осталось полчаса, Фима мысленно крикнула: «Вася, отвернись!» и надела свое потрясающее фиолетовое платье и снова залюбовалась своим отражением, и снова представила, как она танцует с солидным господином во фраке, и как он шепчет ей на ушко какие-то милые глупости. Фима закрыла глаза, а когда открыла, в зеркале у нее за спиной маячил Вася в черном фраке с восхищенной улыбкой на лице.