Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото
Шрифт:
— Что работники уже отправились?
— Я полагаю, — коротко отвечал метис. — Они уже позавтракали, — прибавил он.
— Скажи им, когда они кончат свою работу в поле, чтобы пришли сюда, надо исправить навесы. Я уеду в Фосс Ривер и, может быть, не вернусь вечером. Поэтому я и отдаю это распоряжение.
Метис только кивнул головой. Этот человек, служивший поваром у Беннингфорда, отличался молчаливостью и был неисправимым мизантропом.
Выпив кофе, Беннингфорд отдал пустую кружку повару и, спустившись с веранды, быстрыми шагами пошел к подножию холма, к навесам и загородкам для скота. Огромный сарай стоял довольно далеко от того места, где сгоняли скот. Ранчо Беннингфорда лежало на расстоянии нескольких миль от поселка. Лес был позади дома, а впереди дома открывался широкий вид на равнины. Положение было превосходное, и если бы это ранчо находилось в хороших руках, то, без сомнения, оно стал бы образцовым учреждением, не хуже того, которым управляла Джеки. Но Билль Беннингфорд не думал об этом и не заботился о наживе. Он не пренебрегал своими владениями, но не делал никаких попыток ни к расширению, ни к улучшению.
Когда он приблизился к навесам, то из загородок уже стали медленно выходить молочные коровы. Маленький пастух старался подгонять их своим пронзительным криком, но это мало действовало, и они не ускоряли шага. К нему присоединилась овчарка, громкий лай которой будил эхо в свежем утреннем воздухе и далеко разносился по равнинам.
Подходя к большому сараю, Беннингфорд увидал двух рабочих, которые спокойно покуривали после завтрака. Но большинство еще не выходило из кухни. Несколько дальше два человека чистили свои седла и уздечки, а третий вытирал свой револьвер. Беннингфорд поздоровался с ними и прошел в конюшню. Стойла еще не были вычищены, но лошади уже были накормлены. Отдав свои распоряжения одному из находившихся там рабочих, Беннингфорд медленно направился к дому. Обыкновенно он оставался и принимал участие в работах, но в это утро его все это мало интересовало. Только одна мысль упорно вертелась у него в голове: он знал, что ему недолго уже владеть всем этим.
На половине дороги к дому он обернулся и посмотрел на юг. На довольно значительном расстоянии от холма он увидал ехавший быстро экипаж. Это была телега, специально приспособленная для легких перевозок в прерии. Телега находилась еще далеко, и он не мог рассмотреть, кто сидел в ней, но лошади показались ему знакомыми. Впрочем, он не очень был заинтересован этим и продолжал идти прежним размеренным шагом. Взойдя на веранду, он удобно уселся в кресло, закурил папиросу и стал спокойно смотреть на извилистую дорогу, по которой телега приближалась к дому.
Беннингфорд вообще никогда не выказывал ни нетерпения, ни торопливости и не расходовал своей энергии без нужды. Он был наблюдателен, несмотря на свое кажущееся равнодушие ко всему, и мысль у него деятельно работала.
Это любопытство, — если только ему можно было приписывать подобные чувства, — должно было скоро удовлетвориться, потому что как только лошади, запряженные в телегу, выехали на дорогу, поднимающуюся на гору, где стоял дом Беннингфорда, то он уже без труда узнал огромную, грузную фигуру Лаблаша. Двое работников тотчас же бросились к лошадям, когда телега остановилась у веранды, и Лаблаш вылез из экипажа с такой легкостью, какая только была возможна при тяжеловесности его тела.
Нельзя сказать, чтобы Беннингфорд особенно радушно встретил его, но свое радушие он выказывал только своим друзьям. Лаблашу он кивнул головой, не вставая, и сказал:
— Здравствуйте. Вы долго пробудете?
Вопрос этот мог показаться грубым, но Лаблаш понял, что Беннингфорд имел тут в виду лошадей, относительно которых надо было распорядиться.
— Может быть, с час, — проговорил Лаблаш, тяжело дыша вследствие усилий, которые он должен был сделать, вылезая из экипажа.
— Хорошо, — ответил Беннингфорд. — Уведите лошадок, ребята, — сказал он рабочим. — Снимите упряжь и разотрите их хорошенько. Не давайте им корму и воды раньше, чем они остынут!.. Быстрые лошадки, — прибавил он, обращаясь к Лаблашу, который смотрел, как уводили лошадей вниз, в сарай. — Не хотите ли позавтракать?
— Нет, я позавтракал еще до рассвета, благодарю, — отвечал Лаблаш. — Я приехал поговорить с вами о деле. Можем мы войти в дом?
— О, конечно!
Слова эти были коротко произнесены, но в них заключалась особенная выразительность. Беннингфорд встал, смахнул пыль со своих кожаных штанов и пропустил в дверь Лаблаша, бросив взгляд на его широкую спину, когда тот проходил мимо него. Однако по выражению лица Беннингфорда можно было заметить, что мысли у него были не из особенно приятных. Разумеется, ему не мог доставить удовольствие предстоящий разговор с ростовщиком о делах.
Они вошли в приемную, убранство которой и меблировка были очень простые. Письменный стол и перед ним кресло, еще пара старых плетеных стульев, маленький стол, на котором стоял прибор для завтрака, — вот и все. Единственным украшением комнаты была коллекция ружей да охотничьи трофеи в виде голов и шкур антилоп. Ясно было, что хозяин был вполне равнодушен к комфорту. Беннингфорд был очень смелым и увлекающимся спортсменом, и только это интересовало его.
— Садитесь, — сказал Беннингфорд, но Лаблаш несколько подозрительно взглянул на указанное ему кресло и выбрал стул, который показался ему более прочным и способным вынести тяжесть его драгоценного тела. Он сел с тяжелым вздохом, звук которого напомнил шипение пара, вырвавшегося из предохранительного клапана. Беннингфорд присел на угол стола.
Лаблаш украдкой поглядел на него и затем уставил взгляд в окно. Беннингфорд не начинал разговора, и лицо его было совершенно спокойно. Он хотел, чтобы ростовщик заговорил первый, но Лаблашу как раз этого не хотелось, и он молчал, не спуская пристального взгляда с прерии. Однако упорное молчание Беннингфорда все-таки заставило Лаблаша заговорить.
— Ваше ранчо… и все, что вы имеете, включены в первую закладную, — сказал он, с трудом переводя дыхание.
— Не все! — быстро возразил молодой человек. В словах Лаблаша он услышал своего рода вызов, на который и поторопился ответить.
Лаблаш энергично пожал своими мясистыми жирными плечами и небрежно заметил:
— Это все равно, что помечено в закладной, то и идет в уплату по долговым обязательствам. Практически это одно и то же. Вы должны Педро Манча, и вот по поводу этого последнего долга я и пришел к вам.
— А! — произнес Беннингфорд.
Он спокойно закурил папиросу. У него уже явилось подозрение относительно того, что имел в виду Лаблаш, но он не знал всего.
— Педро Манча потребует от вас уплаты. Вы же должны проценты Калфордскому ссудному банку. Вы не в состоянии уплатить то и другое.
Лаблаш не спускал с него глаз, внутренне очень довольный. Беннингфорд продолжал сидеть, раскачивая ногу, и задумчиво смотрел на кончик своей папироски. Его нисколько не беспокоила его задолженность, но он старался понять, куда ведет Лаблаш. Конечно, Лаблаш не затем явился, чтобы изложить эти факты. Выпустив струю дыма, Беннингфорд вздохнул, точно хотел этим показать, что он сознает свое трудное положение.
— Да… да… это совершенно справедливо, — проговорил он.
Его равнодушные глаза были устремлены в пространство, но на самом деле он украдкой наблюдал рыхлую, как тесто, фигуру Лаблаша.