Ноев ковчег доктора Толмачевой
Шрифт:
– Ну да. – Таня не стала рассказывать подробности. – Я принесла пирожные, ты все еще любишь сладкое?
– Обожаю. Сейчас поставлю чайник.
Несмотря на пальто, Маша была искренне рада повидаться с бывшей коллегой, хотя, когда Таня позвонила, она даже сначала не сразу поняла, кто это говорит, кто называет ее, как раньше, «Мышкой».
– Мышка, это же я, Таня. Вернулась со стажировки и соскучилась. Хочется повидаться, посмотреть, что стало с отделением, где мы с тобой раньше пахали. Ты ведь теперь заведующая?
– Да... приезжай.
Маша еще не поняла вначале, как себя вести с Таней. Раньше, при Валентине Николаевне, они никогда не ссорились, но и особенными подругами не были. Да Маша и не имела никогда близких подруг. Впрочем, так же, как и Таня.
Но если другие девушки опасались дружить с Таней именно из-за ее бьющей в глаза красоты, то Машино одиночество было другим. Она еще со школы заметила, что девочки, ни разу не бывавшие у них дома, относятся к ней весьма и весьма прохладно, и часто даже не замечают ее, не принимают ее во внимание. Стоило же им хоть раз побывать в их с отцом шикарной квартире, они начинали перед Машей заискивать, сразу признавали ее мнение окончательным, хотели с ней дружить, лезли к ней с объятиями и поцелуями. У Маши это вызывало отвращение. «Что же они тогда ценят во мне? – думала она про своих так называемых подруг. – Богатство моего отца?» Наблюдения за этими девочками быстро сделали Машу взрослее и рассудительнее. И вместе с тем именно эти наблюдения не давали Маше возможности поверить в искренность чувств почти всех без исключения людей.
Особняком стоял лишь Владик Дорн. И то не потому, что Маша действительно поверила в его искренность. Причиной Машиной доверчивости послужил самый обычный инстинкт, управляющий системой продолжения рода, который молодые люди часто не осознают и называют любовью. И тягостное положение женского организма, которое Танин отец в свое время назвал просто «Девушка созрела», помогло Маше действительно влюбиться в Дорна. Влюбилась она в первый раз в жизни, и причиной этого любовного помутнения послужил обман: после случая с Райкиными деньгами Маше стало казаться, что она не знала раньше Владика, не понимала его – а он на самом деле был лучше, чище, честнее, добрее, чем она о нем думала.
– А ты знаешь, что у нас сейчас как раз лежит Валентина Николаевна?
Мышка откусила кусочек пирожного и не могла сдержать довольной улыбки, хотя применительно к рассказу о болезни Тины это было не очень уместно.
– Да, а что с ней?
Таня никогда не была особенно расположена к Валентине Николаевне, хотя признавала ее авторитетное мнение в медицинских вопросах. Маша рассказала.
– Бывает... – Таня потупилась. – Конечно, неприятно... – И вскинула на Машу глаза. – Можно ее повидать? Я бы поздоровалась с ней.
– Я думаю, можно. – Маша не видела причин, по которым Валентина Николаевна не захотела бы повидаться с Таней.
– Тогда я к ней зайду попозднее.
– А вот скажи, – Маше хотелось поговорить с Таней о прошлом. – Почему при Тине было интересно ходить в отделение на работу, а теперь никому не интересно? Ни Аркадию, ни мне самой, ни новому сотруднику Дорну.
При упоминании о Владике сердце Марьи Филипповны похолодело: что, если Владик увидит Татьяну, когда она пойдет к Тине? Сравнение будет точно не в ее, Машину, пользу.
– А мне и при Тине было неинтересно, – откровенно сказала Татьяна. – Работала, потому что деваться было некуда. Куда нас возьмут с нашим медицинским образованием?
– А ты бы куда хотела?
– Замуж.
Маша удивилась. Таня раньше никогда не была с ней откровенна.
– А есть за кого?
– Надеюсь.
Маша постеснялась расспрашивать дальше.
– А ты еще не вышла? – Таня отложила в сторону пирожное. – Не хочу поправляться.
– Нет. – Маша подумала. – Но одной жить плохо.
– Разве ты одна?
Маша пожала плечами:
– Практически да.
– А родители?
– Мама за границей, у нее там свой бизнес. Отец вроде здесь, но тоже не постоянно. Все время в каких-то поездках.
– Знаешь, в Париже у меня была подруга, – Таня внимательно посмотрела на Мышку. – Чешка. Чем-то она была на тебя похожа. Точно!
Таня подумала, что, возможно, стремление повидаться с Машей и объясняется этой подсознательной тягой к Янушке. Как она в Париже не замечала, что Янушка и Мышка очень похожи? «Как странно, – подумала она. – Жизнь нас все время сводит с одинаковыми людьми. Маша напоминает Янушку, Филипп чем-то напоминает отца... – Таня про себя усмехнулась: – Как говорила Янушка? «Положения Фрейда больше подходят неразвитым народам. У них подсознательное выпирает явственнее, и их эго легче проследить. Они более склонны к жадности, к агрессии, а секс между разными полами в этом случае проявляется как склонность к агрессии именно в отношении женщины...» Ну, как-то она так говорила...»
– Так что твоя подруга? – Мышка с интересом смотрела на Таню и ела уже третье пирожное, поблескивая круглыми глазами.
– Мы были с ней на могиле Наполеона и тоже разговаривали об одиночестве. Она уверяла, что такие люди, как он, не могут рассчитывать на дружбу ни при жизни, ни после смерти. Их удел – восхищение, страх, возможно, предательство, но дружба – никогда.
– А она тоже была одинока, твоя подруга?
Таня пожала плечами:
– Да. Даже странно. Она буддистка, но Наполеона очень любила, досконально знала его биографию. Считала ошибкой, что после смерти его опять вернули в Париж, где возле помпезного саркофага теперь фотографируются досужие туристы.
– А она как бы хотела?
– Чтобы его оставили в прежней простой могиле на высокой скале на острове Святой Елены.
Маша задумчиво заметила:
– А правда, зачем его вернули в Париж?
Таня засмеялась.
– Наверно, как раз по Фрейду. Великого честолюбца вернули туда, где он и осуществлял свое восхождение. Жалко, в центре дыры в его псевдоклассическом склепе не возвели новую скалу. В виде классического древнеримского фаллоса.
Она вдруг подумала, что поднятый вверх скульптурный большой палец на кулаке на той самой площади, которую она так хорошо знала, тоже чем-то походит на фаллос. «Что это меня на фаллосы потянуло?» Таня тряхнула головой и спросила Машу, чтобы отвлечься:
– Так ты все-таки с отцом живешь?
Машины глаза потухли.
– Да. В те периоды, когда он бывает свободен от очередной девушки. В последнее время они к нему так и липнут. Но это-то как раз понятно. Отец разбогател за последние лет пятнадцать.
– Так это же хорошо?
– Ну, хорошо, конечно. Только стареющий мужчина с развивающимся склерозом кажется девушкам легкой добычей.
– А у него что, склероз? – из вежливости спросила Таня.
– Да у кого сейчас нет склероза в пятьдесят пять лет? – пожала плечами Мышка. – А отец еще и не лечится. Вон у нас больные идут – уже в тридцать лет такой склерозище развивается! А у отца конституция, как у меня, гиперстеническая. Конечно, уже и давление скачет...