Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Эм… уж точно – не варить супы! – успевший слазить в кастрюлю Диксон резко отпрыгнул от плиты. А вернее, от шибанувшего из кастрюли запашочка.
– Это всё органика, Камилло, не бойся, – беззаботно утешил Рыжик, меняя катушки в челноке.
– Будь лапой, сдай влево, ты мне свет загораживаешь.
– Извольте, милорд! – опять не удержался Диксон и предпочёл покормиться бутербродами с паштетом, запивая их чайком.
Кухню опять наполнил стрёкот машинки, от которого тряслись стёкла в рамах. Из-за него расслышать играющий Cherry Tree мобильный Рыжика они смогли только минут через десять.
– Ой, я не могу, поговори с ним сам! – со стоном велел Рыжик, сунув Диксону в руку свой гневно извивающийся LG. – Скажи, что я пошёл выносить мусор и меня сожрали лангольеры… Или что я внезапно окочурился, и лежу на катафалке весь такой красивый и грустный среди горшков с белыми гладиолусами. Короче, придумай что-нибудь, ты сообразительный!
– Э… алло, – сказал Камилло, в панике провожая взглядом два заколотых над ушами рыжих хохолка, шустро исчезающие с кухни в направлении входной двери. – Доре диас, то есть.
Рыжик где-то в коридоре издал странный тявкающий звук, словно кто-то прищемил ему хвост.
Диксон тут же вспотел.
– Гм. Здравствуйте, Камилло, – тоже каким-то странным голосом отозвался в телефоне Дьен.
– Я могу слышать… милорда?
– Ы… нет! – в муках родил патологически честный Диксон.
– Почему? – бархатным вишнёвым голоском вкрадчиво осведомился Садерьер.
– А он в магазине. За хлебушком, значит, пошёл. А что такое? – разыграл Камилло дурочку.
Рыжик в коридоре молча сползал по стене, содрогаясь в приступе тихой истерики.
– Я предупредить хотел, – сообщил Садерьер, покорно проглотив «хлебушек», – чтобы милорд не вздумал сегодня выходить из дома. Только, похоже, я уже опоздал… Вот дьявол.
– А в чём дело? – тут же сделал охотничью стойку Камилло.
– Сегодня весеннее равноденствие, этот день в Некоузском клине ещё называют Переменой. Существует обычай обмена вещами в этот день – самыми разными, подчас странными. А зная, гм… определённые склонности милорда, ему лучше даже не начинать этот процесс. Неизвестно, до чего он доменяется, и с кем…
– Не волнуйтесь, Дьен, – ласково заверил его Диксон, гадко ухмыляясь в усы, – я лично всё проконтролирую. Можете на меня положиться.
– О, кресья, вы меня понимаете, – обрадовался Дьен, – даже, наверное, хорошо, что я именно с вами поговорил, ибо милорд наверняка бы устроил очередной бунт, вздорное создание. И как вы только с ним ладите?..
– Поработайте с моё в отделе по обращению граждан при страховых случаях – с медными червями научитесь ладить, – фыркнул Камилло и отсоединился. Крикнул в коридор:
– Твой обожаемый надсмотрщик велел нам сидеть дома, печь плюшки, вязать носки для сирот из детдома в Кирпичном, и ни с кем не меняться. Ну что, ку?
– Ку! – улыбающийся во весь рот Рыжик нарисовался на пороге, и подмигнул демоническому Диксону. – Ешь суп, а я пока тебе расскажу, почему Садерьер не любит фразы «Доре диас» – и будем собираться на праздник. Так вот, у командора войны Марио Садерьера было весьма специфическое чувство юмора…
Под историю про братьев Доре и Диаса зачарованный Камилло покорно съел полную тарелку сомнительного Рыжикова супца, чему, очнувшись, искренне ужаснулся. Рыжик в ответ только довольно посмеивался:
– Ладно тебе, нормальный суп был. Средиземноморская похлёбка из мидий с белой фасолью и орегано. Она только с запаха не очень…
– Ну-ну, – поверил Камилло и ушёл наряжаться. Через четверть часа они уже выдвинулись из дома, прихватив масленичную корзинку яиц, собранный Рыжиком из старого радио прибор под кодовым названием «Ебатория» © Камилло Диксон, и белые яблоки в качестве продпайка.
====== 27. Трамвайное депо ======
Побрякивая и чуфыкая, «Паккард» степенно вполз под сень берёзок. И, как и в прошлые разы, Фабричный квартал пропал, будто никогда и не было его, и стали слышны звуки Некоузья – вой собак на Пустырях, постукивание трамваев, далёкий гудок заводской сирены.
– Сейчас, как выедем из рощицы, поворачивай направо, в другую сторону от Пустырей. Нам надо сегодня за Северную ехать, вдоль трамвайных путей, – Рыжик опустил стекло в окне. В салоне «Паккарда» повеяло сладостным запахом близкой весны – сложной смесью из ароматов синего мартовского вечера, дыма, восточного ветра и вербы. Камилло кивнул, съезжая на колею и изо всех сил пытаясь не забуксовать в песочке. Величественно проплыла мимо хорошо знакомая обоим трамвайная остановка, сегодня по случаю праздника украшенная красными бумажными фонариками с логотипом депо на боках.
– Ха, похоже на бордель, – радостно откомментировал этот пейзаж неугомонный Камилло. Потом приветливо посигналил идущей к остановке странной парочке: высокой девушке в тёмно-красном кружевном платье, с повязкой на глазах, и мужчине в профессорской мантии, с брошью в виде паука на воротничке. Девушка, шествовавшая чуть впереди, с победным видом держала над собой ярко горящую сосновую ветку, отчего слегка походила на статую Свободы.
Следовавший за ней мужчина деловито протирал белоснежным батистовым платком воронёный револьвер и улыбался краешками губ. Услышав, как Диксон сигналит, он приветливо кивнул.
– В огонь, в огонь, в огонь! – весело пропела-прокричала девушка, взмахнув пылающей веткой и рассыпая искры в синие сумерки. – Все горести, все обиды, всё плохое сегодня – в огонь!
Прогрохотав мимо авто, к остановке подкатил трамвай 18 маршрута – он был весь от пола до крыши изукрашен алыми марлевыми лентами, белыми кружевами и нанизанными на проволоку кусочками серебристо блестевшего льда. Странная парочка, улыбнувшись Диксону и Рыжику на прощание, вскочила в трамвай. На затянутом паутиной стекле Камилло заметил табличку «Едем в депо!» и подумал, что сегодня наверняка все до единого маршруты идут только в парк.