Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Чучело ты, вне зависимости от возраста, – с теплотой откомментировал эту сценку Рыжик и дружески пихнул Диксона плечом. – Ну что, давай за настоящих нас!
Они со звоном чокнулись пиалами и одновременно отхлебнули лёгкого и прохладного, как ранее утро, белого шампанского. Их отражения в зеркале вновь стали обычно-привычными, но Диксону теперь не нужно было смотреться в зеркало, чтобы ощутить настоящего Камилло – мальчишку из вечного лета, где варят вино из одуванчиков и собирают белые яблоки... Рыжик задумчиво улыбался, опустив ресницы.
– Шампанское из серебрянки, ртутного цветка... Она цветёт лишь раз в год, в день Перемены, по берегам ртутных озёр Некоуза. Наперстянка и серебрянка – забвение и память. Узы Некоуза, Камилло, они древнее и глубже, чем может себе представить Элен. Никакие её ухищрения не идут в сравнение с глубинной магией этих ритуалов... Принципалки из Кирпичного пеняют мне, что я отказываюсь от власти, что даёт лёгкое электричество – глупенькие девочки, в нас самих, без всех этих техники-механики, живёт величайшая сила... Мне не хватает слов, чтобы описать её, но ты знаешь, Камилло, каково её могущество. Ты чувствовал – тогда, в Берёзниках...
– То, что делает Элен – это не настоящие узы, – отозвался Диксон. – Её власть – цепи, оковы, несвобода, верёвки и колючая проволока. А истинные узы – скорее, связь... даже вязь – красивая, кружевная вязь общностей. М-м, и что я только несу? Это шампанское здорово ударяет в голову.
– Всё ты правильно говоришь... ты настоящая ведьма из Некоузья, Диксон, раз способен так глубоко чувствовать узы. Вот не видел бы тебя в зеркало – не поверил бы, что ты не ведьма из клана Руты Скади. А что до шампанского... то всё равно завтра праздник, – Рыжик налил им ещё по пиале. Они устроились прямо на полу Камилловой комнаты, накидав на него подушек и устроив некую вариацию на тему арабского дивана. Вновь пригубили шипучего белого вина из ртутных цветов. Припадок гениальности у Диксона уже прошёл, и теперь, потягивая светлое шампанское, он просто наслаждался вечером, молчанием и обществом Рыжика – ведь настоящий друг, это тот, с которым всегда есть, о чём помолчать...
*
– Ты-ы куда собралси? – разбуженный тараканьим шуршанием в коридоре, Рыжик высунул лохматую голову из своей комнаты и застукал Диксона за суетливым натягиванием ботинок.
– Мне отчёт надо сдать. А то не дадут уволиться по-человечески, – пропыхтел Камилло, завязывая шнурки со страстью Лаокоона, борющегося со змеями. – Не хотел тебя будить.
– Когда домой вернёшься? Впрочем, неважно. В общем, слушай сюда, белый воротничок: если я не увижу твою усатую физиономию вот на этом месте ровно в два часа дня…
– Увидишь. Даже раньше увидишь, я сегодня до полудня. Кстати, как встанешь, купи кефир, а то я весь выхлебал в приступе сушняка. Ну, всё, не скучай! – Камилло вероломно улизнул за дверь, не слушая воплей на тему «Не мог рассольчика попить, прорва, тащись вот теперь за этим холерным кефиром через три квартала по параболе!».
Сбежав по ступенькам с шестого этажа, Диксон с радостной ухмылкой плюхнулся в свой «Паккард», и только после этого обнаружил, что у него имеется пассажир. А вернее, пассажирка.
– Доброе утро, Камилло, – сказала глава интерната в Кирпичном Элен Ливали. И, посмотрев на себя в ветровое зеркальце, сосредоточенно подправила мизинцем размазавшуюся в уголке губ розовую помаду. Диксон обратился в памятник самому себе, не донеся руки с ключом до замка зажигания.
– Ой, да не надо так на меня смотреть, ну что вам может сделать очаровательная женщина, ха-ха-ха! Ну, езжайте же, мне сегодня по пути с вами, господин Диксон. Не будем впустую терять драгоценные тик-так минутки. Время – деньги, слышали поговорку?
Сделав паузу, Элен взглянула на Камилло, по-прежнему играющего с самим собой в «Замри!», тяжело вздохнула, взяла Диксона за запястье и сама воткнула ключ в замок. Повернула его, оживив мотор старенького «Паккарда» – чихнув, тот вздрогнул и завёлся, и одновременно со своим авто от прикосновения маленькой руки Ливали вздрогнул и сам Камилло. Сердито, словно трамвайного паука, случайно упавшего на манжету, стряхнул со своего запястья пальцы Элен. Демонстративно открыл окно: в салоне сладко пахло ландышами. Элен погрозила ему тюбиком с помадой, сдвинув светлые бровки:
– Ах, Диксон, не будьте таким букой! То нападение было просто ошибкой исполнителей, их просили поговорить, но никак не применять силу… Что поделать? Не дуться же теперь на весь Некоуз, словно вомпа на солончак! Так зачем я, собственно, заглянула? Девичья память, девичья память… Эмм…
Ливали постучала себя тюбиком помады по лбу. Наблюдавший за ней Камилло всё-таки отжал сцепление и стронул «Паккард» с места: он не считал практичным опаздывать на работу из-за Некоузской комендантши.
– Я тоже не знаю, что вы тут позабыли, и потому не постесняюсь ссадить вас в сугроб на ближайшем светофоре, – непримиримо сказал Диксон полезшей к магнитоле Элен и шлёпнул её по руке. – Не трогайте тут ничего! Потом со скипидаром и хлором отмывать…
– Зря вы на меня злитесь, мухняша, – Элен игриво толкнула Диксона плечом, отчего тот едва не въехал в столб. – Сегодня праздник Перемены, в него нельзя ссориться и враждовать, а то медные червячки скушают. Хрум – и нету Камиллочки. Примета такая. Если не верите, спросите вашего драгоценного Норда, он вам всё расскажет…
– Короче, Склифосовский! – не вынес Диксон бесконечной Элениной болтовни. Он и с первой женой развёлся, потому что она была блондинко.
– Я вам припасла одну вещицу на Перемену. К сожалению, я не смогу присутствовать лично на Озёрах, где пройдёт ритуал открытия вод и начала весны в Некоузье, – дела, ах, дела! Поэтому я предлагаю поменяться прямо сейчас. Мой подарок я поменяю на любую безделушку, что вы сами захотите мне отдать. А, Камилло?
Диксон припарковал «Паккард» у офисного здания, где работал. Убедился, что у него есть ещё четверть часа, и обернулся к Элен, взиравшей на него кротким голубиным взглядом.
– Ну и что вы там припасли? Учтите, яйца я не беру…
– Ах, нет, – засмеялась Элен и достала из кармана белой пушистой шубки круглую коробочку с выгравированной на крышке изящной ящеркой.
– Это всего лишь ключ. Смотрите, – её перламутровый ноготок легко поддел угол крышки, и на бархатной подушечке блеснул тонкий, узкий, похожий на рыбёшку серебряный ключ с ушком в форме сердечка. Камилло невольно качнулся вперёд, примагниченный изящной простотой этой вещицы – но створки коробочки тут же защёлкнулись прямо перед его носом. Элен улыбнулась, склонив голову с уложенной в корону льняной косой.