Нора Робертс. "Рожденная в грехе"
Шрифт:
– Какое великодушие, - буркнула Шаннон.
Он лишь улыбнулся.
– Своего рода компромисс для человека, воспитанного в моем духе. А вообще, по правде говоря, не знаю, как бы я отреагировал, вздумайте вы охаживать меня.
– Не вздумаю.
– Ну вот, - он махнул рукой и тихо улыбнулся, - она словно предоставила ему право решать.
– А я, охаживая вас, и не умаляю ваших прав, и не расширяю своих. Всего лишь взял инициативу на себя, скажем так. Вы прекраснейшее существо, что я когда-либо встречал, а за свою жизнь мне посчастливилось
Пытаясь скрыть смущение от охватившей ее радости, она опустила глаза в тарелку. Должен быть способ справиться с этим всем, и с ним тоже. Надо только постараться.
– Я так польщена, Мерфи. Как и любая на моем месте.
– Вы были не просто польщены, Шаннон, когда я целовал вас. Мы оба знаем, что из этого следует.
Она ткнула вилкой цыпленка.
– Ну, хорошо, я увлеклась. Вы привлекательный мужчина, не без обаяния. Но если бы пришлось выбирать, продолжать в том же духе или нет, я бы не стала.
– Да ну?
– Господи, разговаривать с нею - одно удовольствие.
– Почему же, позвольте спросить, когда вас тянет ко мне так же, как и меня к вам?
Она обтерла влажные ладони о салфетку.
– Да потому что здесь явное недоразумение. Мы смотрим на это с разных углов, которым никогда не сойтись. Вы мне нравитесь. Вы интересный мужчина. Только я не стремлюсь заводить роман. Один недавно прервала, какое там! Почти помолвлена была.
– Она так разошлась, что наклонилась вперед и с самодовольной улыбкой завершила: - Я спала с ним.
Мерфи только бровью повел.
– В прошедшем времени. Этим все сказано. Вы, должно быть, питали к нему чувства.
– Разумеется. Я не прыгаю в постель к незнакомцам, - услышав себя, она сердито выдохнула. Как ему удается вытянуть из нее все это?
– Что было, то было. У меня были чувства к одной-двум женщинам, с которыми я спал. Но ни одну до вас я не любил.
От испуга она побелела как полотно.
– Вы не любите меня.
– Полюбил в тот миг, когда увидел, - так просто, спокойно промолвил он это, что она поверила, на какое-то мгновение, почти поверила.
– Точнее, еще раньше. Я ждал вас, Шаннон. И вот вы здесь.
– Этого не может быть, - произнесла она дрогнувшим голосом и резко встала из-за стола.
– А теперь, слушайте. Выкиньте из головы всю эту бредятину. Со мной это не пройдет. Вы идеализируете картину. Рисуете в своем воображении. Единственное, к чему это приведет - мы оба окажемся в дурацком положении.
Он зловеще сощурил глаза, но Шаннон разгорячилась так, что не уловила произошедшей в нем перемены.
– Так значит, моя любовь к вам - дурость.
– Не передергивайте мои слова, - она разозлилась вконец.
– И не пытайтесь выставить меня ничтожеством только потому, что охаживание меня не интересует. Господи, охаживание, слово-то какое!
– А вы бы, какое предпочли?
– Никакое. Я бы предпочла - и была бы вам признательна - если бы эту тему вы оставили вообще.
Мгновение он сидел молча, пытаясь обуздать
– Потому что вы не питаете ко мне чувств.
– Вот именно, - это была явная ложь, и потому голос ее стал резким, когда она продолжила.
– Вы и впрямь вообразили, что я покорно впишусь в ваши планы, какими бы нелепыми они ни были? Выйти замуж за вас, жить здесь! Жена фермера, о Боже! Я похожа на жену фермера? У меня карьера, жизнь!
Он так резко метнулся к ней, - она лишь судорожно глотнула воздух, - и цепко схватил ее обеими руками за локти. Лицо его потемнело от бешенства, эмоции перехлестывали через край.
– А моя жизнь недостойна вас?
– взревел он.
– Все, что у меня есть, все, для чего я тружусь, я сам - все это слишком мелко для вас? Достойно презрения?
Сердце ее, как у кролика, билось неровными и частыми скачками. Она только качнула головой. Кто бы подумал, что у него такой буйный нрав?
– Допускаю - вы не знаете о том, что любите меня; не можете разуть глаза на то, что мы предназначены друг другу. Но я не позволю вам принижать мое достоинство и с презрением отвергать все, за что я, мой род, боролись веками.
– Я не это имела в виду...
– Вы думаете, землица стоит себе здесь, как картинка, и только ждет, чтобы с нее пожинали плоды?
– Свечи отбрасывали тени на его лицо, и, несмотря на зловещее выражение, усиливали его притягательность.
– Невозможно измерить, сколько крови и пота пролито за нее. Содержать такую землю нелегко, но и просто содержать - недостаточно. Если гордыня не позволяет вам считать ее своей, вам должно быть стыдно.
Дыхание ее то и дело сбивалось. Пришлось сделать усилие, чтобы глубоко вдохнуть.
– Вы делаете мне больно, Мерфи.
Он отдернул руки, будто обжегся ее плотью. Отступил назад, - впервые за время их знакомства движения его стали резкими.
– Прошу прощения.
Теперь был его черед стыдиться. Он понимал, что его огромные руки чрезвычайно сильны и ужаснулся мысли, что, будучи ослеплен яростью, вполне мог нанести ей вред.
Отвращение к самому себе исказило его лицо, и Шаннон удержалась от того, чтобы потереть болезненные места на руках, сколь ни велико было желание. При всей нехватке понимания его, подсознательно она была уверена - характер у него мягкий, и причинить боль женщине для него равнозначно тяжкому греху.
– Я не хотела вас обидеть, - медленно проговорила она.
– Я была сердита, расстроена и пыталась объяснить, насколько мы различны - в том, кто мы есть, чего хотим.
Он сунул руки в карманы.
– Чего хотите вы?
Она открыла рот, но, к ужасу своему, не нашла, что ответить и закрыла обратно.
– За последние два месяца в моей жизни произошел ряд важных изменений, а потому мне все еще надо обдумать. Но завязывать отношения с мужчиной в мои планы не входит.
– Вы меня боитесь?
– с напускной небрежностью произнес он.
– Я не хотел причинить вам боль.