Норби
Шрифт:
А потом настал черед Польши. Здесь уже Структура не стеснялась, даже завела собственную армию. Легион Свободы – целиком их детище. Легран сразу вспомнил покойного баронета Базиля Захароффа, творившего нечто подобное перед Великой войной. Мой друг оказался совершенно прав, как выяснилось, в руководстве Структуры есть его прямые наследники.
Так и вырос монстр, имеющий собственные планы на будущее Европы. Они написали свой Конспект.
– Проходите, мсье Корд, вас примут. Хозяйка
Я чуть было не повернул назад. Если это не наглость, то что такое наглость вообще? Но – сдержался и смирно прошел в калитку. Громил было уже трое, но вели себя они тихо, во всяком случае оружие не доставали. Один, явно имея глаз-рентген, просветил меня взглядом насквозь, но я лишь развел руками. Испанец «Руби» остался в Париже, при мне нет даже зубочистки.
– Сюда, мсье Корд!
В холле висели какие-то картины из тех, где кубики чередуются с полосочками. Кубики были яркие, полосочки еще ярче. Кажется, я попал к культурным людям.
– Пожалуйста!
Громила открыл дверь, и я увидел пальму в большом глиняном горшке. За пальмой оказался стол, а за столом.
– Доброе утро, мсье Корд! Как добрались?
Девочка выглядела лет на четырнадцать, но если вычесть серьезный вид, дорогой серый костюмчик, потуги на косметику и легкий немецкий акцент, то и четырнадцати не наберется.
– Превосходно! – изобразил я аллигатора на все тридцать два. – Милые у вас тут места!
Затем, пинком отогнав аллигатора, прошел к столу, наклонился.
– И как это все понимать?
Девочка встала. Не испугалась, но определенно прониклась.
– Маме действительно плохо, ей нужно еще поспать. Если вы считаете, что я слишком маленькая, чтобы говорить о делах, мсье Норби, можем просто поболтать о погоде. Как только мама проснется, ей о вас сообщат. Присаживайтесь, мсье!
Я прикинул, как все это видится с ее стороны стола. Ни свет, ни заря в дом вваливается американская разведка. Вступиться некому, а мама больна. Девочка встала на пути.
– Вы Жертюд Грандидье, – я протянул руку. – Ваше досье составлял лично.
Еще бы! Приемная дочь покойного адмирала Грандидье, племянница нынешнего руководителя военной контрразведки и одновременно.
– Гертруда Веспер, – поправила она, пожимая ладонь. – Как меня не переименовывай, я все равно мамина дочь. Сейчас принесут кофе, но. Вы же американец! У нас есть виски, говорят, хороший, целая бутылка!
Ее глаза смотрели серьезно, но я понял – издевается. Так, чуть-чуть, чтобы американский заброда прочувствовал.
Ладно!
– Граппу, если можно. Из Лимузена. И обязательно из дубовой бочки.
Гертруда Веспер мечтательно улыбнулась.
– Это моя любимая!
Да-а-а.
– Когда мне говорят «вы», чувствую себя табуреткой. Так что если можно.
– Можно. Мне действительно
– Тоже мне, секрет! Вы, мистер Корд, посланы руководством внешней разведки США. А меня в разведку не берут, ни в какую, даже в Тауред. Туда только марсиан вербуют. И лунатиков.
– Если не секрет, что у вас тут случилось? Отчего твоя мама уехала из Парижа? Мне почему-то кажется, что вы тут прячетесь.
– Не прячемся, а держим оборону. А вообще-то случилось многое, но… Загляните в свое досье, там наверняка все написано. А я лучше граппы выпью.
– А надо? Хочешь доказать, что ты очень взрослая? Мне? Или самой себе?
– Вы не Зигмунд Фрейд, мсье Корд. Вы всего лишь американский шпион.
10
Как нос ни прикрывай, Оскар Стефан Сторсон заметил все сразу. Поглядел выразительно.
– Так!
Этого хватило, чтобы завтрак прошел в гробовом молчании. Мара сидела, не поднимая глаз, Антек же старался дышать ртом – нос распух безобразно. Допив кофе, странный швед отставил чашку в сторону, встал.
– Герр Антек, прошу пройти в мой кабинет. Фройляйн Мара, на сегодня все физические нагрузки для вашего подопечного отменяются. На завтра – тоже.
Слово «подопечного» было превосходно интонировано. Бывший гимназист в очередной раз убедился, что «шеф» отнюдь не был безобидным Паганелем.
Чтобы попасть в кабинет, пришлось подниматься на лифте. На двери когда-то висела табличка, но теперь ее нет, сорвана. Кабинет же своему званию вполне соответствовал. В небольшой комнате – книги во всю стену, на столе ворох бумаг, а еще большой экран на стене, от книг свободной. И непонятные механизмы, как без них? Жужжать не жужжат, но лампочками перемигиваются.
Антек был усажен на стул, Оскар Стефан Сторсон, оставшись стоять, с минуту помолчал, явно подбирая слова.
– Что произошло, догадываюсь. Приношу глубочайшие извинения за поведение моей сотрудницы. В ее оправдание могу сказать, что фройляйн Мара не всегда может себя контролировать. Это последствия не слишком удачной медицинской операции. Физическое восстановление прошло успешно, но с психикой, как вы наверняка заметили, проблемы.
Что за операция, Антек уточнять, естественно, не стал. Сразу вспомнился рассказ о расстреле под «Дунайские волны». Но. Когда это было? И на какой войне – на той, что идет? Русских не заподозришь в подобном кровавом эстетстве, в крайнем случае, кликнули бы балалаечников.
– Нос – ерунда, – рассудил он, честно попытавшись вдохнуть через обе ноздри. – Заживет, не пропаду. Но. Раз уж поговорить выпало, объясните мне, что мы тут делаем? За кого воюем?
«Шеф» прошелся по кабинету, затем, свернув к столу, нажал пару кнопок на одном из механизмов.