Норильск - Затон
Шрифт:
— Здесь я, товарищ майор. — Просунулся сквозь толпу командир стартовой батареи.
— Прошу тебя, не экспериментируй тут без меня, чтоб ЧП не повесить на дивизион.
— Не переживайте вы так. Я могу и дома посидеть.
— Я тебе посижу, — взвился замполит, — а твой молодняк я буду пасти.
— На вас не угодишь, — вздохнул, хотевший сделать, как лучше Олег.
Седлер волновался, замы, обменявшись прощальным рукопожатием, обнялись.
— Давай командир лети, не тревожься, всё будет путём.
Забрав пассажиров, вертушка взмыла в небо и, сделав прощальный
— Что скажешь замполит, — огрел Юру по спине начальник штаба, чего-то ты язык зажевал?
— Горло занято дрянью медицинской. Наглотался с дуру. Всё равно ни фига не помогло. Не могла Леська догадаться бутылку коньяка с собой прихватить. От него больше толку, а тут пузырь выхлебал и ни в одном глазу. Сердце выскакивает.
— Скажешь что?
— Пошёл на хрен, что тут скажешь, блат теперь у нас на комбинате, в городе и Москве железный будет.
— Кто про что, а ему б чего было и от кого для дивизиона урвать, — разозлился комбат. — Я, о другом, как может вот такое в жизни быть, чтоб все в одной точке сошлись.
— Я тебя понимаю, но с меня-то ты чего хочешь.
— Интересная же ситуация.
— Партия об этом круто умалчивает, — озлился замполит. — И в учении Ленина на эту рвущую сердце тему ни-ни. Слышал, перестройка объявлена, может там, в небесной канцелярии тоже что-то сдвинулось.
— Паны дерутся, а у холопов всю жизнь чубы трещат, так, кажется, говорят, — зябко поёжился начштаба. — За что у людей жизнь забрали, заметьте не деньги, имущество, а жизнь.
— Голливуд. — Восторженно вздохнул комбат. — Жаль у нас никто не купит, а то можно было сюжет продать кинематографу.
— Ты лучше чеши кабину настраивай, а то не фурычит, я уж Седлера не стал расстраивать, а чего кому продать это тыловики соображают пусть.
— Начальник штаба озверел с валерьянки, — скривился комбат. Надо подлечиться коньячком. Кто-то что-то такое про него проговаривал или мне послышалось?
— Он прав душу разрывает, подняли и мёртвых и живых, — поддакнул начштаба.
— Ладно, уболтали, — согласился замполит, — по три рюмки не больше, а то действительно надо живот после валерьянки успокоить, стресс так сказать с него снять. Пошли в мой кабинет, у меня трофейный есть.
— Откуда трофейному взяться?
— Из грелки. Солдату из Грузии в грелке чачу прислали, а я в бутылку перелил.
Закрывшись в кабинете, они разлили по стаканам коньяк, поломав на закуску шоколадку «Спорт». Давайте по тосту, это точно не пьянка, а скорее лечение. Решили они.
— Юрок, давай начинай, твой же кабинет.
— За ребят, что играли здесь с судьбой в кровавые прятки. Разливай начштаба и давай ты говори.
— За нас, несущих службу на самом краю земли. За «Затон». Комбат твоя очередь разливать и говорить.
— За безумно любящих баб. И ту, что лежит тут на «Затоне» и ту, что прижалась сейчас к плечу Мозгового. За наших девчонок, что греют наши отмороженные службой бока.
Семья
А город жил своей обычной жизнью ни о чём таком случившемся в тундре с его хозяином не подозревая. К месту посадки вертолёта были подогнаны, вызванные по рации Мозговым две «Волги». Промчавшись по городу от вертолётной площадки комбината до подъезда дома, где жил Мозговой, и высадив взволнованных пассажиров у его подъезда, укатили восвояси. Никто из пассажиров их салонов не взглянул в окна на проносящийся мимо город. Было не до этого. Даже Тимка сидел на коленях отца молчком.
— Вот Лизавета Александровна, мы и дома, — обнял её Тимофей Егорович, первой переведя через порог квартиры. Он сегодня чувствовал себя именинником. Которому, судьба сделала необычный подарок. Подарив главную в жизни встречу и не прибавив, как это положено природой, а отмотав годочки назад.
— Угомонись, — попробовала она выкрутится из его рук, — ребята смотрят.
— Они взрослые, всё понимают. Ты не представляешь, сколько лет я мечтал об этом. Вот найду, думал, и ты, войдя в мой дом, скинешь пальто и…, нет, это я тебе помогу его снять, — повесил он её одежду в шкаф. — Пройдёшь в комнату, сядешь на диван…
— Эй, мечтатель, — перебил его Дубов. — Тимофей, ты про всех других забыл. Нам что поворачивать обратно.
— И правда, я не одна, — погладила его по щеке Лиза, — у тебя сын, внук, невестка и её отец. Сват, в общем. Тимоша, спускайся с небес на землю.
— Простите, забылся. Столько лет ждал этого момента. Чувствуйте себя, как дома, тем более, это так и есть. Ваш дом это.
Не смотря на приглашение все всё равно топтались на месте, чувствуя себя не в своей тарелки. Столько навалилось зараз. Чувства не рюкзак, с плеч так запросто не сбросишь.
— Дедушка, — первым осмелел внук. — У тебя еда есть, я кушать хочу.
— Это важно, между прочим, — улыбнулась она, глядя на сидящего перед ней на корточках Мозгового. — Почти не изменился, только силой налился и поседел, а я, конечно, постарела.
С грустью и неизвестно откуда взявшимся страхом, посмотрела она на него. Он не мог это не заметить.
— Лиза ты фантазёрка, — прижал он её руки к губам. — Сейчас позвоню, дорогая, и всё необходимое привезут. Прошу прощения, по холостяцкому живём с Дубовым. Сынок, возьми жену посмотрите, что там, в холодильнике есть. Илья, покажи детям, где кухня. Разрешите мне с мамой побыть.
— Да, ради Бога, — расплылся в улыбке Дубов. — Пошли гвардия осваиваться.
— Спасибо, — обрадовался Мозговой. Лиза, подожди минутку, посиди тут, я быстро позвоню и вернусь.
Пока его не было Лизавета Александровна, забравшись с ногами на красивый диван, осматривала комнату: «Просторная, со вкусом обставленная дорогой мебелью. Тюль на окне такая, что я могу только помечтать. Но уюта нет. Значит, постоянной хозяйской женской руки тоже. Интересно, сколько у него комнат, хватит ли нам места, разместится всей нашей капеллой на ночь?» О том, как будет её жизнь скакать дальше, думать не хотелось. Вернее эти не простые думы брали в тиски голову, а она, Лиза, сопротивлялась. Хотелось избежать пока реальности и побыть в невесомости и иллюзии.