Ноша избранности
Шрифт:
– Целый золотой? Женщине?
– возмутился Неврис.
– Для нас это выходит по два малых золотых с десяти человек. Мои товарищи решили, что это необременительно, - предельно мягко уточнил Лагаст и счёл выгодным добавить.
– Я знаю, ты не можешь дать ответ сразу, не посоветовавшись с твоими друзьями. Поэтому мы не настаиваем. Возможно твои товарищи решат, что большой золотой с тридцати человек, это много за такую работу. А, возможно, они сочтут эту цену ничтожной. Спроси их, а потом поговорим ещё раз. А пока, просто порадуйся с нами нашей удаче и...
– он наполнил вином две кружки. Одну из них вручил гостю, вторую передал Ане. На редкость доходчивый и красноречивый жест.
До своего нового жилища Аня добралась зАполночь, опираясь на плечо Ириши. И винцо-то слабое, и выпила она чуть-чуть, но ведь устала же. Впрочем, всё это пустяки. Главное сейчас - добраться до постели, а там - спи хоть весь день. С этой мыслью она села на кровать и тут же вскочила. Ни сонливости, ни усталости, ни хмеля, как ни бывало.
– Ириша! Огня!
Девочка мигом выхватила из гнезда масляный светильник, поднесла к кровати. В Аниной постели, как в своей собственной, спал, закутавшись в покрывало, сивый мудрец. Аня подёргала плотную ткань, но мужчина не спешил просыпаться даже когда девушка потрясла его за плечо:
– Кто ты? Что делаешь здесь?
Но мужчина упрямо притворялся спящим. Разозлившись, Аня дёрнула его за бороду:
– Что ты здесь...
– она не договорила, потому что оскорблённый муж заголосил во весь голос:
– Грязная блудница! Да как ты смеешь!
– Я? Блудница?
– возмутилась Аня. Но от этого визг сивого стал ещё громче:
– Убирайся вон! Шлюха!
– Не трогай моего отца, дрянь?
– заверещала неизвестно от куда взявшаяся дочь.
Оглушённая и разгневанная, Аня отскочила, распахнула полог из кожи, заменяющий дверь. Недалеко она увидела Лагаста. Тот устраивался на ночлег по-походному, на кожаном потнике, под плащом:
– Лагаст! Что это за подарок? Почему в моей постели этот сивый урод?
– Кто?!
– Воин просто влетел в повозку с одного взгляда оценив обстановку.
– Ах, ты...
– он оглянулся на Аню, сдержал брань.
– Впрочем, не важно.
Пинок под рёбра заставил мудреца вскочить, вереща от боли:
– Как ты смеешь, дикарь! Я обещал заплатить выкуп и требую, чтобы со мной обращались, как положено. Я требую!
– Требуешь?
– Спокойный голос командира не сулил ничего доброго, но поглощённый своим "страданием" Волосатый не оценил угрозу и продолжал блажить:
– Я плачу тебе выкуп, а ты причинил мне боль!
– Боль?
– Всерьёз разгневанный воин поймал мудреца за руку и стиснул его пальцы так, что человек заверещал. Лагаст выпустил жертву и когда пленник замолк от недостатка воздуха в лёгких, пояснил спокойно:
– Вот это действительно боль. Но не самая сильная. А вот это, - он опять поймал человека за руку, резким движением выбив ему из сустава локоть.
Сивобородый захрипел, будучи не в силах кричать. Лагаст рывком поставил сустав на место, пояснил так же спокойно:
– Это более сильная боль. Но есть и сильнее, - рука воина медленно ползла по дрожащему крупной дрожью человеческому телу, остановилась.
– Впрочем, ту боль я покажу тебе в другой раз, если ты не научишься держать свой поганый язык на привязи.
От неожиданного и яростного толчка пленник рухнул на жёсткие доски пола, но даже пискнуть не посмел.
– Где девка?
Один из воинов, запрыгнувших в повозку вслед за командиром, выволок из темноты на свет упирающуюся дочь, стиснув девушке шею так, что бедняга не то что кричать, дышать толком не могла. Струйка слюны стекала у неё из уголка рта, в глазах плескался животный ужас.
– Лагаст, - неожиданный всплеск жалости, заставил Аню заговорить.
– Её я могу оставить в фургоне. Пусть спит на полу, а за это моет пол и носит воду.
– Тебе мало одной рабыни?
– Нет, это временно. Пока мы в пути.
– А Ириша?
– Ириша - моя помощница. Она делает перевязки, зашивает раны. Её руки должны быть абсолютно чистыми. А рабыня мне не нужна, но...
Лагаст подумал, кивнул, соглашаясь:
– Хорошо. Твоё заступничество разумно. Пусть эта нетронутая дура моет полы и носит воду. Но если она опять вздумает вякать, - выкидывай её из фургона и пусть, как собака, бежит следом, на привязи.
– А привязь где?
Лагаст усмехнулся и, уже выпрыгивая из повозки, велел:
– Гастас, покажи госпоже Анне где и что здесь лежит, - вместе с командиром, жилище на колёсах покинули и трое других воинов. Оставшийся парень открыл один из сундуков, намертво закреплённых вдоль повозки вплотную к кожаному пологу и использовавшихся и как вместилища для вещей и как широкие, годные для сидения и сна лавки. В одном из отделений лежали гладкие ошейники, цепи, кандалы и ошейник с шипами снаружи и внутри.
– Что это?
– удивилась Аня.
– Рогатка, - отозвался юноша равнодушно.
– В таком ошейнике раб не может спать. Страшное наказание.
– А ... откуда они здесь?
– Были.
– Были?
– С недоумением и отвращением Аня вертит в руках страшную "рогатку", с внутренних шипов которой ещё не слущилась засохшая кровь.
– Да уж, "святой человек".
– Надеть её на него?
Аня в задумчивости посмотрела на сивого, трясущегося старика, на его дочку, покачала головой:
– Нет, Гастас, Лагаст не зря оставил этого козла здесь. Он хочет, чтобы я сама наказала его. Командир прав, - она выбрала гладкий ошейник, цепь к нему, медное кольцо, нашла в ящике маленькие, медные клещи.
– Я это сделаю.
Старик покорно подставил шею, не пытаясь защититься ничем, кроме жалобного взгляда. Как собаку, за цепь, Гастас выволок его из повозки:
– Я сам привяжу его под повозкой. Отдыхайте, госпожа Анна, отдыхай, Ириша, добрых вам снов.
Оказывается, Аня так устала, что проснулась в движущейся повозке, к полудню, от жары. Кондиционеры в фургоне, разумеется, предусмотрены небыли. Ириша тихонечко изучала содержимое сундуков, безымянная "дочь" смиренно сидела в уголочке, не смея подать какие-либо признаки жизни. На одном из сундуков стояла миска с жирной кашей. После позднего завтрака Ириша отпросилась прокатиться верхом, а Аня занялась подаренными книгами. Вторая книжка поведала ей о влиянии звёзд на человеческие органы. Так, если в созвездие "печень" целилась звезда "жало", пациенту это грозило сплошными огорчениями, а если звезда "сердце" проходит через созвездие "розы", то человек расцветает, как розовый куст. Непонятно только почему это происходит с конкретным человеком, а не с человечеством в целом? Да уж! Как верно заметил Лагаст: "Такое - только на растопку".